— Послушай, — сказал он ей, — так не пойдет. Не могу я, чтоб ты спала у меня на земле хуже последней цыганки. Я скажу, что я надумал. Я надумал снова взяться за акробатику. Когда-то я хорошо на ней зарабатывал, и мне она была по душе. Ходьба на руках, двойное сальто, чуть-чуть фокусов — публике нравилось. Только я давно этим не занимался — времени не было, приходилось о Мэри заботиться. Но если ты возьмешь заботы о ней на себя, мы сможем давать двойные представления и быстро подзаработаем. И тогда…

— Что тогда? — отозвалась Рози.

— И тогда я смогу купить для тебя прицеп.

— Хорошо, — сказала она, отворачиваясь, но тут же повернулась к нему, вся покраснев. — Может, ты много знаешь про свиней, — бросила она с горечью, — и про сальто, и про фокусы, и про корзины и веники и уж не знаю про что еще. Но об одном ты не знаешь.

С этими словами она ушла и выплакалась за плетнем. Немного погодя она взяла себя в руки и вернулась к фургону. Фред показал ей, как устраивать Мэри утреннее купанье, после него удалять щетину — мучительная для рук процедура, — затем втирать крем для лица "Клеопатра", причем не только в рыло, потом пудрить и в довершение всего красить и покрывать лаком копытца.

Твердо настроившись не ударить в грязь лицом, Рози преодолела отвращение и вскоре освоила все эти — навыки не хуже заправской горничной. Поначалу она вздохнула с облегчением, когда избалованная свинья милостиво допустила ее до своей персоны. Но потом Рози заметила в ее глазках злорадство.

Впрочем, раздумывать об этом ей было недосуг. Не успели завершить утренний туалет, как пришло время готовить чудовищный обед. Откушав, Мэри совершала променад — кроме суббот, когда давались дневные представления, — а после прогулки ложилась отдыхать. Как объяснил Фред, свинья любила, чтобы в это время с ней разговаривали и чесали спинку. Мэри вполне определенно дала понять, что спинку отныне надлежит чесать основательно. Затем шел массаж, за ним чай, потом еще одна маленькая прогулка или вечернее представление, в зависимости от обстоятельств, после чего наступало время готовить ужин. К ночи Рози бывала рада повалиться на свой тощий соломенный тюфяк.

При мысли о койке наверху в фургоне и о Фреде с его неискушенностью сердце Рози было готово разорваться на части. Но она его нежно любила, в том-то и дело, и чувствовала, что, если в недалеком будущем им выпадет случай остаться вдвоем хоть на час, они смогут опять заняться поцелуями, и, как знать, вдруг луч озарения рассеет морок его неуемной невинности.

Каждый день ждала она этого часа, но он все не наступал. Мэри была начеку. Раз или два Рози приглашала мужа погулять, но мерзкая свинья тут же выхрюкивала очередную претензию, и Рози приходилось работать в поте лица, а возможность уходила. Фред, со своей стороны, с головой ушел в тренировки. Им двигали благие намерения, он трудился как одержимый — но чего ради? Ради прицепа!