«О, черт, — говорит Ларри, — я только на минуту закрыл глаза; проклятый дым разъедает их, — говорит он. — И незачем совать нос в чужие дела, — говорит он, а он в то время выглядел совсем неплохо (упокой его душу, Господи), — продолжай свой рассказ; я тебя прекрасно слышу», — говорит он и снова закрывает глаза.

Когда мой отец увидел, что спорить с ним бесполезно, он продолжил свой рассказ. По случайному совпадению это была история о Джиме Саливане и о его старом козле — очень занятная история, настолько занятная, что пересказ ее мог бы разбудить целое стадо церковных крыс, не говоря уж о том, чтобы не дать заснуть одному христианину. Но пока мой отец рассказывал ее; а я думаю, ее стоило бы тогда послушать: он почти выкрикивал каждое слово, стараясь разбудить старого Ларри; увы, в крике не было нужды, и задолго до того, как он добрался до конца своей истории, Ларри О’Коннор храпел, как прохудившаяся волынка.

«Гром и молния, — говорит мой отец, — час от часу не легче, — говорит он, — старый разбойник назвался моим другом и заснул, а комната та самая, с привидением, — говорит он. — Крест Господний!» — говорит он, и с этими словами принимается трясти Лоуренса за плечо, чтоб разбудить его. Но тут он подумал, что если Лоуренс проснется, то уж точно пойдет досыпать ночь наверх, в свою постель, и таким образом он останется совершенно один в зале, что будет гораздо хуже.

«Ладно, — говорит мой отец, — не стоит будить старика. Это совсем не по-дружески — мучить беднягу, когда он спит, — говорит он, — пожалуй, и мне надо последовать его примеру».

После этого он принялся расхаживать взад-вперед по зале и шептать про себя молитвы, пока он не взмок от них, извините, ваша честь. Но молитвы не помогали, и ему пришлось выпить около пинты виски, чтобы привести свои мысли в порядок.

«О, — сказал он, — как бы я хотел быть на месте Ларри! Может быть, — говорит он, — я смогу заснуть, если попытаюсь»; после этого он подвинул свое кресло поближе к Лоуренсу и расположился в нем как только мог удобнее.

А весь вечер его смущала одна странная вещь, о которой я забыл рассказать вам. Когда бы он ни глянул на картину — он ничего не мог поделать с собой, — все ему казалось, глаза на портрете смотрят на него, моргают и следят за ним, куда бы он ни пошел. «Ого, — сказал он, когда увидел такое, — это, кажется, по мою душу, — говорит он; — мне дьявольски не повезло, что именно сегодня выпала моя очередь, — говорит он; — но, если мне и суждено умереть этой ночью, думаю, уже поздно чего-либо бояться», — говорит он.