Я сдержал данное ей обещание и в течение трех месяцев молчал. Вопреки ожиданиям, мне порой казалось, что Шарлотте недостает моего поклонения, несмотря на то что она ко мне равнодушна. Как я желал, чтобы она полюбила меня! В обращении с нею я был мягок и искренен, в высшей степени чуток и осторожен. Я полагал, что уже заслужил награду и Шарлотта вот-вот скажет: «С вами никто не сравнится. Я готова теперь же выслушать вас». Порой же красота ее казалась мне еще более неприступной, а в ее глазах как будто мерцал насмешливый огонек. «Погоди, — слышалось мне, — не побережешься, я скажу тебе „да“, с тем чтобы ловчее обвести вокруг пальца». Опору я находил в миссис Марден, которая верила в меня, и вера ее была мне тем более дорога, что чудесные явления внезапно прекратились. После нашего посещения Трэнтона сэр Эдмунд Орм дал нам передышку; признаюсь, это поначалу меня разочаровало. Я почувствовал себя менее значительным, менее вовлеченным и менее избранным по отношению к Шарлотте. «Опасность не миновала, — заметила миссис Марден. — Бывало, он оставлял меня в покое на целых полгода. Является он, когда менее всего ждешь. О, дело свое он знает хорошо». Миссис Марден в эти недели была счастлива; у нее хватало мудрости не говорить обо мне с дочерью. Доброта ее простиралась вплоть до того, что она утверждала: я придерживаюсь правильной линии; мне удается сохранять уверенный вид, а на женщин, заявляла миссис Марден, это действует безотказно. Они охотно обманываются внешностью, даже если мужчина круглый дурак. Сама она чувствовала себя превосходно — лучше некуда; душа ее прояснилась. Своим прекрасным расположением духа — таким, какого миссис Марден не знала уже много лет, — она была обязана мне. Она не боялась появления призрака: ей теперь не надо было озираться со страхом. Шарлотта частенько перечила мне, но с собой находилась в еще большем разладе. Зима на морском побережье доброго старого Сассекса выдалась на редкость мягкой, и мы часто сидели на солнышке. Я прогуливался под руку со своей юной дамой, а миссис Марден — то на скамейке, то в кресле на колесиках — поджидала нас и улыбалась, когда мы проходили мимо. Я ловил ее взгляд, опасаясь, что вот-вот прочту: «Он с вами, он с вами», — она всегда замечала его раньше меня, но ничего не происходило, и постепенно мы обрели душевное спокойствие. К концу апреля воздух прогрелся почти как в июне; встретив своих дам на любительском музыкальном вечере в одном брайтонском доме, я вывел покорную мисс Марден на балкон, застекленная дверь была распахнута настежь. Ночь стояла темная и душная, звезды сияли сквозь дымку; внизу, под утесом, с рокотом поднимался прилив. Мы вслушались — и до нас донеслось пение скрипки в сопровождении фортепиано: начался концерт, послуживший, собственно, предлогом для нашего бегства.