Ганса Андерса нашли во второй половине дня сидевшим на скамейке в городском парке с непокрытой головой, занятого свертыванием сигареты. Шляпа и трость лежали рядом. Без сопротивления подчинился он требованию полицейского следовать за ним, заявив, что он уже сам подумал о том, чтобы пойти в полицию и представить объяснения случившегося. С улыбкой и в прекрасном настроении вошел он в кабинет комиссара полиции и попросил выслушать его: он хотел сообщить, почему он отрубил голову этой женщине.

Комиссар с ужасом уставился на него.

— Так вы сознаетесь, что убили свою жену?!

Андерс усмехнулся:

— Мою жену? Нет! — И он представил настолько странное и невразумительное объяснение, что ни комиссар, ни следователь, которому это дело было передано еще в тот же вечер, не были в состоянии что-либо понять. Из этого объяснения можно было сделать единственный вывод: господин Андерс признал, что отрубил голову женщине турецкой саблей из своей коллекции оружия; но, тем не менее, он утверждал, что эта женщина не являлась его женой. Когда он увидел, что его совсем не хотят понять, он призвал в свидетели своего знакомого, архивариуса доктора Хольцбока, который своими показаниями якобы мог все подтвердить. Прежде чем успели вызвать архивариуса, он явился к следователю сам и дал следующие показания:

«Считаю своим долгом с помощью этих показаний в какой-то мере пролить свет на ужасную историю Ганса Андерса, если это вообще возможно применительно к настолько загадочному и в высшей степени странному делу. Будучи довольно длительное время знакомым с Андерсом, я почти каждый день бывал на месте разборки руин бывшей иезуитской казармы, где он руководил работами. Поскольку я занимаюсь историческими и археологическими исследованиями, то я надеялся, что во время сноса здания, насчитывавшего многие столетия, смогу найти что-либо интересное для себя. Определенные признаки навели меня на след потайного хода, а Андерс, компетентность которого как архитектора не подлежит сомнению, пошел по этому следу с такой проницательностью и настолько удачно, что нам удалось обнаружить старый склеп с несколькими мумифицированными телами. Вы, наверное, помните, что одно из этих тел на следующий день после их обнаружения нашли в таком состоянии, что позволило сделать вывод о совершенном над ним преступлении. Однако расследование, как известно, не дало тогда никаких результатов. Несколько дней спустя ко мне пришел Ганс Андерс. Должен сказать, что я еще и раньше обратил внимание на некоторые изменения в его поведении; он был чем-то обеспокоен, вместо своей обычной уверенной и в то же время любезной манеры держаться он временами становился то рассеянным, то вспыльчивым и раздражительным, а иногда начинал дрожать, как будто испытывал перед чем-то сильный страх. Это состояние было особенно заметно во время его визита, и когда я спросил Андерса, что с ним такое, он дал уклончивый ответ. Наконец, через некоторое время, когда он уже был не в состоянии скрывать свое беспокойство, Андерс сказал: „Сегодня мне принесли домой ее портрет“. — „Какой портрет?“ — „Портрет сестры Агаты, Роковой Монахини“. — „Что это вам пришло в голову, ведь картина висит в ризнице, причем закреплена настолько прочно, что ее невозможно снять со стены“. — „Вам не удалось снять картину, не правда ли? — спросил он. — Но я клянусь вам, что сейчас она висит в моей квартире“. — „Так кто же принес ее вам в дом?“ — „Не знаю, это было в мое отсутствие. Принес посторонний человек, повесил ее на стену и ушел, не сказав, кто его прислал“. — „Однако нужно выяснить, кто ему поручил принести картину!“ — „Это как раз то, что я никак не могу установить. В конце концов я пошел к пастору, но и он ничего не знал об этом; когда я спросил его, нет ли у него претензий ко мне, ведь картина является церковным имуществом, он ответил, что только рад этому, поскольку наконец избавился от нее, он и сам уже давно собирался куда-нибудь ее сбыть. Но самое страшное, что я не смог бы вернуть портрет обратно, даже если бы захотел“. — „Почему?“ — „Потому что он так же прочно висит у меня на стене, как раньше висел в ризнице. Это непостижимо, но тем не менее бесспорно, и прошу вас посетить меня и убедиться, что я говорю правду“.