— Это чего? — смутился Гоглев.

— Твое заявление.

— А-а... — Гоглев засмущался еще больше и начал поспешно прятать бумажку в карман; рука его дрожала.

...Павла встретила мужа у крыльца.

— Насчет переезду ты так ему ничего и не сказал? — строго спросила она.

— Да ведь как?.. Сама видишь, человек по-хорошему поговорил... Опять же лошадь, новый трактор обещал... Витальке машину. И с отпуском — тоже...

— Тебя дурака всю жисть обещаньями кормят!

— Не бруси! Кто другой, а Михайло Семенович не омманет!..

На пороге появилась Валентина.

— Не уедем отсюда — повешусь, — печально и тихо сказала она.

— Я те повешусь! — вспыхнул Гоглев, и голова его затряслась. — Ишь, кобыла! Вот отхвощу ремнем — уймешься!..

— Эх ты!.. — Валентина укоризненно покачала головой. С минуту она еще стояла на пороге, потом повернулась и молча ушла в избу.

— Горе с девкой. Чего сбесилась? — примирительно сказала Павла: она боялась, как бы с мужем от волнения не стало плохо.

— Ништо... Остепенится. Замуж ей надо бы... Дак чего, пошли, буде двор-то доконопачивать...

4

Дело Гоглевых наполовину было решено. Председатель знал: он исполнит все, что пришлось пообещать. Пусть это будет трудно, пусть велика уступка одной семье. Но ради того, чтобы в Медвежьей Лядине сохранилась жизнь и чтобы удержать Виталия в колхозе, на это стоило идти.

Он долго прикидывал, кого бы послать в Лядину подменной дояркой, перебрал всех, кто подходил на эту работу и наконец остановил свои выбор на Ольге Крутовой, младшей дочери кузнеца Андрея с отдаленного хутора Малинино.