Нет? Нет, потому что этот союз оплодотворял. Каждое их высказывание вызывало взрыв смеха. Черный прекрасен, потому что несет свободу. Даже если акции Пантер происходили днем, над ними сиял ореол сумерек.

Но было еще вот что: их появление в гетто несло свет, рассеивающий наркотическую одурь. Когда черные наотмашь хлестали белых ругательствами и оскорблениями, на их лицах появлялись улыбки, хоть на несколько секунд позволяющие забыть «ломку».

Они засмеются, когда я скажу Дэвиду, который непременно хотел, чтобы мне, слегшему с гриппом, вызвали доктора:

– Ты для меня как мать.

Они станут забавляться, нарочно путая пол, застав грамматику на месте преступления, вменив ей сексизм, но заботились о том, чтобы в штанах рельефно выделялись пенис и яйца.

Эта нарочитая, подчеркнутая рельефность была своего рода выражением власти. Естественная – а по мнению белых чрезмерная – мужественность черных казалась эксгибиционизмом, который был откликом на другой эксгибиционизм: когда на вечеринках в честь Пантер демонстрировались белые груди. Период стыдливости, скорее викторианской, нежели социалистической, был благополучно преодолен. Даже знаменитая теория, взывающая к временам эротическим, порнографическим, похабным, допускающая самые нелепые соития, чреватые рождением протуберанцев, оставалась целомудренной, поскольку вписывалась в стереотипы и использовалась против демона: Никсона или белого империализма. Могло ли выражение «похотливая гадюка», то есть, половой член, служить для классификации какому-нибудь зоологу? Наконец, брюки были скроены по почти флорентийской моде, а доктрину стали излагать хвастливым тоном. Можно предположить, впрочем, это само собой разумеется, от углубленной гравюры на металле чернокожие перешли к трехмерной скульптуре.

С Дэвидом Хиллиардом я познакомился после студенческой конференции в университете Коннектикута. Тогда чернокожие студенты пригласили нас к себе в кампус. Я пришел сразу после Дэвида. Он уже сидел среди черных юношей и девушек и разговаривал с ними. Меня поразил этот немой вопрос на всех черных лицах. Лицах чернокожих молодых людей из буржуазных семей, которые внимательно слушали бывшего дальнобойщика, чуть старше их по возрасту. Патриарх, который разговаривал со своими потомками и объяснял им причины борьбы и смысл тактики. Это были взаимоотношения, основанные на политике, и все-таки не один лишь политический интерес подпитывал эту связь, была в ней некая эротическая составляющая, тонкая и в то же время очень крепкая. Настолько крепкая, настолько очевидная, хотя и не бросающаяся в глаза, что я не испытывал желания к кому-то одному: я чувствовал влечение ко всей группе в целом, и сам факт существования этой группы подпитывал мое влечение.