Затем… Но зачем думать про какое-то затем? Надо было бороться.

Перед моими глазами возникает множество образов, не знаю, почему я выбрал именно тот, что опишу сейчас в последний раз: оконное стекло застилает пар, поднявшийся от бака для кипячения белья, но постепенно этот осевший пар рассеивается, и стекло оказывается прозрачным, ясно виден пейзаж, а комната простирается, возможно, до бесконечности. Другой образ: рука, держащая губку, опускается и поднимается, стирая с черной доски начертанное мелом. Вот на этом я и остановлюсь. Прощания фидаинов – тех, кто уходят прямо сейчас, с теми, кто уйдут позднее – похожи на эти движения; сначала они обнимаются. Те, кто остаются, неподвижно стоят на тропинке, фидаины, избранные, чтобы отправиться за Иордан, уходят, оборачиваясь и улыбаясь, те и другие машут рукой перед своим лицом – вверх вниз, справа налево – жест прощания, то есть стирания. Как надпись мелом на доске, как пар на стекле, лица тех и других стираются и рассеиваются, а пейзаж, очищенный от слез, становится ясным и прозрачным. Принесенные в жертву фидаины оказались самыми решительными. Устав делать этот детский жест рукой «бай-бай», они решительно повернулись спиной к своим товарищам.

Не думаю, чтобы Абу Жамаль чего-то опасался, это было некое предвидение, я почувствовал это по его нерешительности, когда ему нужно было мне ответить да или нет, и все-таки нет: он одержит победу, если не отречется от своей веры, напротив, он должен искать ее, погрузившись как можно глубже в самого себя и в века, сформировавшие эту веру. Восхитительная уловка, подсказанная самим Богом.

Затмение – какое богатое слово. Лена, затмившее солнце, делает его еще более заметным, но и любое событие, человек или образ, заслоненные другими событиями, людьми, образами или другими вещами, появляются вновь словно возрожденными, исчезновение, пусть самое краткое, сделало свою работу: очистило и отшлифовало. Вьетнам затмил Японию, которая прежде затмила Европу, Америку, всё. Нельзя затмевать что попало. Колдовские чары глагола «затмевать» позволяют разглядеть старинную китайскую, индийскую, арабскую, иранскую, японскую картинку: дракон, пожирающий солнце, то самое, которое затмевает луна. И так далее, вплоть до выражения «затмить себя самого», то есть, исчезнуть, пропасть, сойти на нет, и есть здесь некий двойной смысл: просто исчезнуть самому или меня затмит чужое сияние, заслонит чужая тень. Никакая идея фикс не сможет зафиксировать смысл этого глагола, который беспрерывно изнашивается. Начнем с Востока, мы увидим беспорядки и волнения молодежи, которую затмевают те, кто идут следом, которые затмевают себя в какой-то момент Истории, чтобы появиться вновь иными и новыми. В 1966 антивоенная организация Дзэнгакурен в Японии, хунвейбины в Китае, студенческие волнения в Беркли, Черные Пантеры, май 1968 в Париже, палестинцы; эти опоясавшие землю живые кольца были антитезой прочим кругосветным путешествиям, позволим себе еще сравнение: это были сдвиги земной коры. Возможно, образ пожирающего солнце дракона – это отражение закона, управляющего звездами и гравитацией. Едва успеваешь подумать, что тюрьма полая, она испещрена ячейками и сотами, и в каждой из них человек живет согласно времени и ритму, не согласованному со временем и ритмом небесных тел. В центре каждой ячейки – песня, состоящая из одной ноты или вообще без звука. Тюрьмы полые. Лукавое, чуть боязливое слово «затмение» позволяет любому предмету стать звездой, затмевающей другую звезду.