Все может случиться в этой стране камня и безмолвия. Туман не догонял нас. Он возник как-то сбоку и закрыл, как занавесом, небо и землю.

— Посмотри налево, Вольф, и скажи, что это такое.

Вольф только сказал: черт возьми, вот это да! Потому что больше ему нечего было сказать. Он сначала никак не мог сообразить, что же он видит.

В тумане, возвышаясь над нами, как великий призрак, закутанный в пепельную мантию, поражая своими размерами, еще увеличенными туманом, подымался исполинский патриарх гор — Арарат.

С другой стороны увидели мы уходящие на север и северо-запад провалы ущелий всевозможных цветов и раскрасок. Там были сизые, голубые, фиолетовые, зеленые, черные переливы скал, и, может быть, какие-то далекие поля и сады темнели внизу этих фантастически наклоненных, изломанных, изрубленных гор. Нам казалось, что мы даже видим белые тонкие нити не то водопадов, не то речушек, сбегающих в темно-синюю глубину.

Можно было долго стоять, всматриваясь в это великолепное зрелище, и как будто Армения раскрывала перед путником все свои красочные соблазны, чтобы он мог отдохнуть в тенистых садах, на берегу тихих ручьев, вдохнуть всю радость жизни после долгих скитаний в каменной пустыне.

После суровости нагорья нам улыбалась вся нежность гостеприимной земли, после молчания нас встречала песня, после одиночества — многолюдные улицы старых селений.

— Какой сегодня день? — спросил Вольф.

— Сегодня двадцать второе августа тысяча девятьсот двадцать девятого года.

— Я запомню этот день. Дни нашего странствования были днями многих открытий для меня, но сегодня я могу с полной уверенностью сказать: эта страна мне по душе. Не знаю, в чем ее очарование, но чувствую, как она входит в меня и завладевает мной…

— Я знал, что она тебе понравится. Когда я впервые вышел на простор армянских гор, я не переставал дивиться их чудесам, — сказал я, — но сейчас нам не до чудес. Нам надо найти путь в Тазакенд. Как известно, Тазакендов много, так как это значит просто Новая деревня или что-то вроде этого, но нам нужен не какой-нибудь Тазакенд, а Тазакенд, лежащий на Гарничае…

И снова потянулся бесконечный каменистый путь, пока глухой шум под горой не привлек нашего внимания. Мы подошли к краю и увидели внизу ряд черных шатров. У шатров сидели женщины и занимались хозяйственными делами. Бегали детишки. Мы не успели еще вглядеться в жизнь этого курдского стойбища — сразу было видно, что это курды, — как четыре преогромных пса с всклокоченной шерстью, кровавой пастью, веселю блестя своими серыми глазами, радуясь неожиданному развлечению, окружили нас и набросились с дружным лаем. Мы остановились, потому что вступать в драку с этими псами не рекомендуется. Они даже стаскивают всадников с лошадей. Тут же увидели мы, что к нам приближается старый курд-пастух, в немыслимой папахе, в старой бурой овчине, с пастушеской клюкой в руке.