— Нет, не все! И брось покровительственно ухмыляться. Мы уже давно выросли и сравнялись.
— Сравнялись, но об отце так не смей!
— Почему? Я что, говорю неправду?
— Да, неправду. Отец никогда не обманывал себя. Не обманывается и сейчас. Человек просто всегда работал и работает теперь… И не думает…
— Трактор тоже работает. А человек должен думать. Думать, что он такое и зачем… — Димка задохнулся, потянул руку к вороту рубахи и, найдя его расстегнутым, задержал пятерню у горла. — Ты закопался в своих формулах и не видишь человеческой жизни.
— А что ты считаешь человеческой жизнью? Уж не свое ли пьянство?
— Дурак! Я не пьяница и пьяницей не стану. Не стану! Что вы кудахчете? Есть вещи пострашнее. Человек живет, а потом обнаруживает, что перед ним провал… И он, оказывается, ничего не понимает и его не понимают…
Наступила недобрая тишина.
Братья молчали, но видно было, как тяжело им дается это молчание.
— Дуришь ты, Димка… И нет на тебя хорошего кнута. Ты думаешь, у меня все гладко шло? Седьмой год, как из родительского гнезда. И было всякое… Но не раскисаю же… А ты распустил нюни, как баба…
— Да чего я сделал? — закричал Димка. — Человека убил? Зарезал кого?
— Позоришь буровскую семью!
— Во-о-т! — вскочил Димка. — Буровскую! Вы всех под себя гнете. У Буровых все должно быть чисто и гладко, все в норме. Прав Иван Матвеевич, когда говорит: «Буровская машина».
— Твой Иван Матвеевич и людей с машинами сравнивает. Сектант…
— Он такой же мой, как и твой. Но говорит правду. А ведь люди действительно, как машины… Будто из них души вынули. Иногда жить не хочется. Расталкивают локтями, раздвигают, топчут друг друга… И все из-за своей корысти и личной выгоды… Противно. Но запомни… — Димка с трудом перевел дыхание и долго не мог справиться с собою. — Запомни: сила, которой злоупотребляют, никогда не бывает надолго.
— А у тебя удобная позиция — отойти в сторонку, чтобы остаться чистеньким.
— Не я это придумал, не мне и расхлебывать.
— Ишь ты какой! Не он… Ты что, в гости пришел? Боишься ручки испачкать? Нечестные люди были во все времена, и с ними всегда боролись. И заметь, не всегда честные побеждали. Но они всегда поднимались против неправого дела. Всегда! Иначе бесчестные давно бы задушили жизнь. Они же сорняки, и их надо вырывать с корнем…
Стась говорил горячо и запальчиво, будто хотел сразу опрокинуть и подавить своим напором того, с кем спорил, но, не встретив возражений, неожиданно умолк, потом заговорил уже спокойнее:
— Еще Толстой считал, если бесчестные люди объединяются, то честным тем более нужно выступать вместе… А ты хочешь увильнуть от борьбы и спокойненько пить свое чешское пиво или что-нибудь покрепче. — Он презрительно покосился на бутылки и теперь уже умолк надолго, давая Димке возможность подумать. В этом молчании было требование отчета.