— У нас план стал целью в то время, когда он должен быть только средством. — Низкорослый и щуплый, Сарычев даже приподнялся в кресле и повел своею ладно посаженной головой, будто желая удостовериться, все ли его внимательно слушают. Буров знал этот профессорский жест и мог бы простить его доктору Сарычеву, но не простил, наоборот, поставил в вину, еле сдерживая свое раздражение. А Сарычев невозмутимо продолжал: — План не должен быть целью, цель у нас другая — создать лучшие условия жизни человека, построить самое совершенное в мире общество.
«Да ты еще и демагог, — подмывало Бурова оборвать главного. — Читаешь политграмоту! Не студенты же перед тобой!» Но не оборвал, поймав себя на мысли, что раздражение и неприязнь к Сарычеву — из-за Киры.
Главный инженер, не замечая, а возможно, и игнорируя непонятную взвинченность Бурова, развивал свою мысль:
— План — только средство в достижении этой цели и, как всякое средство, субстанция подвижная.
— Чего же вы, Арнольд Семенович, эту субстанцию не подвинули в Москве? — спросил Зернов и ехидно сморщил свое круглое лицо. — Мы надеялись, вы докажете там…
— Почему не подвинул? План скорректирован, и, как любит говорить Михаил Иванович, — вежливый кивок в сторону Бурова, — семь тысяч рабочих завода получат квартальную премию.
— Но мы же с этим «корректированием» еще туже затягиваем петлю на шее, — сердито прервал Сарычева секретарь парткома Терновой.
«Э-э-э, — подумал Буров. — Это раздражение всегда выдержанного Тернового идет от меня. Так нельзя…» Он знал, как недолюбливают в объединении главного инженера, считал это несправедливым и не мог поощрять эту несправедливость.
— Не волнуйтесь, Тимофей Григорьевич, — повернулся к секретарю парткома Сарычев. — Бог, то бишь главк, милостив. До конца года еще много воды утечет из нашего плана.
— И он станет средством? — заставил себя усмехнуться Буров.
— Хотелось бы, Михаил Иванович, — все тем же вежливо-снисходительным тоном ответил Сарычев.
— Нет, Арнольд Семенович, — повысил голос Зернов, — вы уповаете на теорию и игнорируете практику. — Он нажал на слово «игнорируете», высмеивая наукообразность речи Сарычева. — Для нас, серых производственников, план — единственная и самая важная цель, потому что через него реализуется вся наша жизнь. Приходит тридцатое число, и великое счастье, если есть тридцать первое, и ты умри, а выдай план. В нем все: и цель, и средство, и зарплата, и та самая премия, над которой вы, Арнольд Семенович, иронизируете.
— Один — ноль, — шепнул Терновому Михеев, и на расслабившемся его лице проступило самодовольство: «Знай наших».