Светлый фон

— Дядя Миша-то? — восхищенно блеснули глаза Олега. — Он-то да. И мама про него… И отец говорит: таких мало, как дядя Буров.

Они замолчали. Пахомов боялся, что Олег спросит о матери. Он насторожился, не отводя глаз от юноши. Смотрел на его высокий лоб, разделенные косым пробором светлые волосы. Пахомов, волнуясь, ждал, но Олег, видно, заметив это тяжелое и мучительное ожидание, отвел взгляд и, помолчав, спросил:

— А сейчас вы о чем пишете? У нас есть все ваши книги.

У Пахомова отлегло от сердца. Как же он был благодарен этому чуткому и все понимающему мальчику. Олег понимает, как ему тяжело, и потому не стал расспрашивать об отчаянном и бессмысленном уходе из жизни его матери. Когда-нибудь Пахомов расскажет ему и о своей вине перед ним и перед Еленой Сергеевной… Но не сейчас.

— Я давно уже работаю… мучаюсь над романом, — начал Пахомов и дальше не знал, что говорить. Сказать, что он почти написал роман? Но это будет неправдой. Сказать, что пишет его заново, — значит тоже соврать, как и соврать, сказав, что он его бросил. Правдой было только слово «мучаюсь», а дальше все неправда, хотя за три года работы было все: заканчивал роман, начинал заново, окончательно забрасывал и потом переделывал.

Пахомову хотелось рассказать этому мальчику о всех своих трудностях, муках, сомнениях, которые охватывают его, когда он пишет этот роман. Обо всем, что знает только он, и в чем Пахомов не признавался никому, кроме Елены Сергеевны… Ему хотелось, чтобы Олег понял, что значит для него, Пахомова, эта работа. Он хотел сказать Олегу и о другом, чрезвычайно важном для себя. Последний разговор с его матерью был именно об этом романе. Он только потом, после трагедии, понял, почему Лена так настойчиво добивалась от него, чтобы он перестал сомневаться в своем творчестве. В те дни стоило Пахомову закрыть глаза, как он видел ее растерянное и полное отчаяния лицо. Чуть не плача, она кричала: «Что тебе дался Толстой! Ты Пахомов, Степан, милый, запомни, ты настоящий…» И перед тем, как выскочить из такси и навсегда уйти, она вырвала у него обещание. «Я обещаю, — сказал он ей, — когда напишу роман, тогда поверю в себя».

Теперь обо всем нужно было рассказать Олегу, но Пахомов не знал, как это сделать, чтобы мальчик понял, а главное, поверил ему, потому что малейшая искра недоверия оскорбит память Елены Сергеевны и ранит чистое, открытое сердце Олега.

После долгой паузы Пахомов сказал:

— Видишь ли, Олег, у меня на этом романе многое сошлось. Должно выясниться: писатель я или не писатель.

— Кто же вы? — удивленно поднял плечи Олег.