— И даже дело не в том, — не замечая удивления Олега, продолжал Пахомов. — Каждый честный писатель всегда в этом сомневается. Я дал слово Лене… Елене Сергеевне… Это был наш последний разговор. Мы спорили о новом романе. Я назвал его «Невписавшийся»… Я обещал. Сказал, если напишу… поверю в себя.

Олег вновь удивленно пожал плечами, на лице его проступило недоумение, которое вот-вот должно было перейти в недоверие к словам Пахомова.

— А зачем вам доказывать? У вас столько книг. Пьесы идут. Я видел.

— Милый Олег, — усмехнулся Пахомов, — в мире столько написано несуществующих книг и поставлено несуществующих пьес. Книги читают, пьесы смотрят, а их просто нет. Они даже не мистификация. Они не существуют…

По выражению лица Олега Пахомов понял, что не сумел ему ничего объяснить. И уже не заботясь ни о чем, жестко, скорее для себя, чем для Олега, добавил:

— Я обещал и доведу этот роман до ума. Поэтому вернулся в Москву.

Лицо Олега вновь настороженно замкнулось, будто он что-то напряженно припоминал, а потом смягчилось, он нагнулся к тумбе стола, за которым сидел Пахомов, выдвинул ящик, достал ключ и открыл дверцу. Вытащив из ящика общую ученическую тетрадь, дрогнувшим голосом сказал:

— Вот что мама пожелала мне…

На обложке серой тетради ярко-голубым фломастером было написано: «Будь хорошим».

Олег подержал пред Пахомовым тетрадь, спрятал ее в ящик и закрыл дверцу на ключ.

6

6

Степан вышел из комнаты Олега, переполненный благодарностью. «Милый мой мальчик, — думал он, — спасибо тебе за доверие. Спасибо. Я больше всего виноват. Я, и никто другой… Ты смог понять, что смерть такого человека, каким была твоя мать, не только моя вина. Она была нашей бедой, которая стряслась давно, когда мы были молодыми и безответственными и не знали, что придется платить за ошибки. Милый мой мальчик, может, ты и не понял всего этого, но почувствовал своим добрым сердцем. «Будь хорошим» — это последние слова, которые сказала тебе мать. Ничего большего, самого нужного человеку, начинающему жизнь, нельзя было пожелать…»

Пахомов стоял на кухне у открытой форточки и курил. Ему было и горько и радостно от разговора с Олегом. Горько оттого, что Лены нет и ничем уже нельзя исправить прошлого. Радостно, что осталось на земле ее продолжение — сын. Он бережет память матери. Выходит, и здесь Лена оказалась выше и достойнее его, Пахомова… Так и должно быть… Так, так…

Дым от сигареты защипал глаза. Степан потер кулаком щеку и ощутил слезы. Я благодарен тебе, Лена. Я благодарен, что жизнь продолжается в наших детях, которые умнее, лучше, тоньше нас. Степан бросил докуренную до самого фильтра сигарету в мусорное ведро и пошел в гостиную.