61

Мне приходилось слышать разговоры о том, что такие-то лица или такие-то корпорации оспаривают друг у друга право первенства, — например, президент парламента и кто-нибудь из пэров. На мой взгляд, отступает та из двух сторон, которая старается избежать встреч в собрании: она как бы чувствует свою слабость и сама присуждает первенство сопернику.

62

Тифон поставляет вельможе собак и лошадей, да и чего только он ему не поставляет! Обласканный сильным мира сего, Тифон обнаглел: в своей провинции он творит все, что ему вздумается, — убивает, вероломно обманывает, поджигает жилища соседей, — и чувствует себя безнаказанным. Дело доходит до того, что обуздывать Тифона приходится самому государю.

63

Рагу, ликеры, соуса, закуски — эти слова должны были бы звучать странно и непонятно для французов. Даже в мирное время они неуместны, ибо служат только роскоши и чревоугодию, но как дико слышать их в годы войны и общественных бедствий, на виду у неприятеля, накануне боя или во время осады! Кто из историков сообщает, какой стол держал Сципион^{152} или Марий? Где сказано, что Мильтиад^{153}, Эпаминонд^{154} или Агесилай^{155} любили вкусно поесть? Мне бы хотелось, чтобы, говоря о каком-нибудь генерале, люди сперва обсуждали в подробностях выигранные им битвы и взятые города, а потом уже восхищались его утонченностью^{156}, опрятностью и роскошью; впрочем, было бы неплохо, если бы упомянутый генерал вообще не старался заслужить подобную хвалу.

64

Гермипп в рабстве у своих так называемых маленьких удобств: ради них он готов пренебречь установленными обычаями, модой, требованиями приличий. Везде он ищет удобств, ни одно не ускользает от его внимания, меньшие он отвергает ради больших; он превращает это занятие в настоящую науку и ежедневно придумывает какое-нибудь новшество. Пусть другие обедают и ужинают — для него это пустые слова: он ест, только когда голоден, да и то лишь те блюда, которые ему в эту минуту по душе; он самолично наблюдает, как ему приготавливают постель: он должен выяснить, кто из прислуги легок на руку и сможет особенно угодить ему. Из дому он выходит редко и всему предпочитает свою спальню, где не бездельничает, но и не трудится, не работает, а хлопочет, окружив себя всем, что может понадобиться человеку, который принял лекарство. Обычно люди живут в жалкой зависимости от столяра или слесаря, а вот у Гермиппа есть и напильник на случай, если понадобится что-нибудь обточить, и пила, если потребуется отпилить, и клещи, если придет нужда вытащить гвоздь. Вообще у него есть все существующие на свете инструменты, притом, с его точки зрения, они и лучше и удобнее тех, какими обычно пользуются ремесленники: среди этих инструментов вы найдете и те, что он изобрел сам, — необыкновенные, небывалые, безымянные, назначение которых он уже успел забыть. Никто не сравнится с ним в умении за короткое время и без особых усилий сделать никому не нужную работу. Чтобы пройти из спальни в гардеробную, ему приходилось делать десять шагов, но or так все переставил, что теперь приходится делать только девять: подумайте, сколько шагов он сбережет в течение жизни! В других домах люди поворачивают ключ, тянут дверь к себе или толкают ее от себя — и она отворяется. Но ведь это так утомительно! Гермипп ухитряется избежать и этого движения. Каким образом? Это его тайна. Он великий мастер по части пружин и механизмов — тех, по крайней мере, без которых все обходятся. Свет в его комнаты проникает не через окна, он нашел способ подниматься и спускаться у себя в доме не по лестнице и старается теперь найти возможность входить и выходить более удобным путем, чем через дверь.