73

Что руководит людьми, когда они выбирают себе тот или иной образ жизни, ту или иную пищу? Забота о здоровье и правильном режиме? Не думаю. Один народ ест мясо после плодов; другой — плоды после мяса; третий начинает трапезу одними плодами, а кончает другими. Разум ли тут причиной или обычай? Разве о здоровье думают мужчины, когда носят глухие камзолы с воротниками и брыжами, — те самые мужчины, которые так долго ходили с открытой грудью? Разве они пекутся о пристойности, когда носят одежду, в которой умудряются казаться голыми? И разве женщины, открывающие грудь и плечи, крепче здоровьем и равнодушнее к требованиям приличия, чем мужчины? Можно ли назвать скромностью то чувство, которое побуждает женщин закрывать не только ноги, но даже ступни, и в то же время требует от них, чтобы они обнажали руки выше локтя? Кто внушил некогда людям, что на войне надо либо защищаться, либо нападать и потому следует всегда иметь при себе оборонительное и наступательное оружие? Почему они отказываются от него ныне, почему посылают безоружных и одетых в одни куртки землекопов работать под перекрестным огнем противника, между тем как сами надевают высокие сапоги, даже когда едут на бал? Были мудры или простоваты наши отцы, которые сочли бы этот обычай вредным для государя и страны? Впрочем, каких героев почитаем в нашей истории мы сами? Дюгеклена, Клиссона, Фуа, Бусико — а ведь все они носили шлем и панцирь^{160}!

Кто может объяснить, почему иные слова^{161} в нашем языке процветают, а другие стали отверженными? Ains[50] погибло, и даже гласная, которой оно начинается, такая удобная для связывания его с предыдущим словом, не спасла его: оно уступило дорогу другому односложному слову[51] — своей, можно сказать, анаграмме. Certes[52] прекрасно в своей старости и на закате дней все еще полно сил: поэзия любит его, и наш язык весьма обязан авторам, которые, невзирая на нападки критиков, употребляют его в прозе. Мы не должны были отказываться от слова maint[53] — это истинно французское слово так легко укладывается в любое выражение! Moult[54] хотя и перешло к нам из латыни, также в свое время было очень в ходу, и я не вижу, чем beaucoup[55] лучше, нежели moult. Каким только гонениям не подвергалось саг[55], хотя заменить его у нас нечем: не найди оно защитников среди людей образованных, быть бы ему изгнанным из языка, которому оно так долго служило. В дни своего расцвета cil[56] было одним из прелестнейших французских слов, поэты скорбят о том, что оно состарилось. Douloureux[57] так же естественно происходит от слова douleur[58], как от слова chaleur[59] происходят слова chaleureux и chaloureux[60]. Последнее употребляется все реже, хотя оно было полезно языку и точно выражало то, что лишь частично выражает chaud[61]. Рядом с valeur[62] должно было сохраниться valeureux[63], рядом с haine — haineux[64], с peine — peineux[65], с fruit — fructueux[66], с pitié — piteux[67], с joie — jovial[68], с foi — féal[69], с cour — courtois[70], с gîte — gisant[71], с haleine — halené[72], с vanterie — vantard[73], с mensonge — mensonger[74], с coutume — coutumier;[75] существуют же вместе с part — partial[76], вместе с point — pointu и pointilleux[77], с ton — tonnant[78], с son — sonore[79], с frein — effrené[80], с front — effronté[81], с ris — ridicule[82], с loi — loyal[83], с coeur — cordial[84], с bien — benin[85], с mal — malicieux[86].