Петьке плевать было на формулу. Он ладонью вытер щеки и все еще шепотом спросил:

– Значит, мы с тобой все-таки не совсем одно и то же?

– В чем-то одно, а в чем-то… Ох, Петька, чем дальше мы копаем загадки Вселенной, тем они непостижимее. Что мы знаем о многомерности Времени и Пространства? Помнишь старинную картинку: монах подобрался к самому краю небосвода, нашел дыру, сунул голову и обалдело смотрит на всякие небесные механизмы? Вот и мы так же. Вроде бы и добрались до дальних планет, ковыряем межзведные дали, нащупали корпускулы времени, но это ведь самые крохи знания…

Говорил я почти машинально. Лишь для того, чтобы расслабить у Петьки (и у себя) нервы. С Петькой это, кажется, получилось лучше, скорее. Он повозился у меня на колене и пробормотал:

– Значит, наша с тобой жизнь катилась как по параллельным рельсам, да?

– Выходит. До поры…

– А потом рельсы пересеклись, – вздохнул он. – Я знаю, когда… Хотел догнать маму, а вышло вон что…

– Это там, на концерте?

– Да…

– Кто же знал, что дьявол дернет Полоза сунуться туда со своим хроноскопом, – сумрачно сказал я.

Петька опять поглядел мне в лицо мокрыми глазами:

– Я думаю, дело здесь не только в Полозе…

– А в ком еще?

– Не знаю… в ком или в чем… Пит!

– Что, Петушок?

Он сунулся носом мне в плечо и спросил еле слышно:

– А мамина могила сохранилась… здесь?

На Приморском кладбище давно никого не хоронили, но и не сносили его. Здесь было много всяких исторических памятников: адмиралам, художникам, ученым, изучавшим древности этого края… Мамина могила сохранилась. Все долгие годы, когда меня не было, за ней присматривал Юджин. А после возвращения приезжал я сюда уже два раза – по утрам, когда Петька сидел в школе…

А сейчас мы с ним вдвоем шли мимо замшелых надгробий с черными якорями и корабельными цепями, мимо покосившихся мраморных колонн, гранитных и бронзовых бюстов, часовенок и камней с чугунными барельефами парусников и броненосцев.