– Прощения просим…

Казалось, не будет конца у этого дома-улицы… Но все же вот он, конец. Шагнули опять в траву. И Сивка вдруг завопил:

– Гошка! Зайчик!

Подбежал к нам белобрысый, чуть раскосый мальчишка лет шести, в какой-то немыслимой мешковине до колен. С робким восторгом уставился на Сивку.

– Дядя Питвик, это Гошка. Ну, тот самый, который тогда с нами… – Сивка оттащил Зайчика в сторону, что-то зашептал ему. Тот неуверенно улыбался, мигал. Кивал.

Наконец Сивка взял меня за рукав:

– Идемте…

А Гошка Заяц, приоткрыв рот, смотрел нам вслед.

– Что ты ему сказал? – поинтересовался я.

– Объяснил про вас… А еще – что скоро возьму его к себе.

– К себе… то есть к отцу Венедикту?

– Ну да!

– Ты думаешь, отец Венедикт обрадуется? – не удержался я.

– Ага!.. Мы же с Зайчиком как братья.

– П-понятно… Сивка, а долго еще идти?

– Не-а…

2

2

Пристаня́ тянулись по берегу бывшего оврага, который после затопления сделался узким заливом или, вернее, этакой извилистой бухтой. Одно время бухту использовали для стоянки всякого мелкого флота и старых, списанных судов. Потом все хозяйство оказалось заброшенным, тогда-то и начал расти здесь этот фантастический, никакими планами и законами не предусмотренный поселок. Убежище тех, кто не нужен Республике (и кому Республика тоже не нужна).

Многие тропинки вели к берегу. Сюда же тянулись рельсы узкоколеек. Решетчатые мостки, развалившиеся причалы, разбитые и обгорелые дебаркадеры занимали почти всю границу воды и суши.