— Иди к отцу. Каждая минута промедления работает против тебя.

— Ну что ж, да поможет мне бог!

Отец Пегги старается облегчить миссию молодого чело-, века — сразу же возвращается к соревнованиям:

— Это была настоящая борьба! Вы сражались на равных.

Мосс с признательностью кивает:

— Победа далась нелегкой ценой. Я даже представить себе не мог, что будет так трудно. Честное слово…

— Когда мы увидим вас в нашем доме? Раз уж ваши отношения с Пегги зашли так далеко, думается, не мешало бы нанести нам визит…

— С большим удовольствием…

— Может, сегодня вечером?

Пегги отрицательно качает головой:

— На вечер у нас другие планы.

— Вот как? Тогда, может, в следующее увольнение?

— Ясно… То есть я хочу сказать, с большой охотой.

— Что же, желаю вам приятно провести вечер.

Отец Пегги прощается с ними, и Уве Мосс с облегчением отирает пот со лба:

— Ну и жарища сегодня! А твой старик, кажется, мировой мужик…

Когда солнце скрывается за горизонтом и края облаков приобретают золотистый оттенок, на берегу реки вспыхивает праздничный костер. Корбшмидт позаботился обо всем необходимом: припас несколько ящиков пива и колы, две корзины картофеля, ящик нарезанного заранее хлеба и ведро колбасок. Ветер весело играет языками пламени. Все постепенно собираются у огня. Нет только Майерса и Ингрид.

Вечер удается на славу. Юрген и его ребята исполняют народные песни, а трактористы и пограничники хором им подпевают. Кто не знает слов, те подхватывают припев. Далеко окрест разносятся мелодии «Желтой кареты», «Аннушки из Тарау», «У колодца». А Герман Шперлинг затягивает все новые и новые песни. И Юргену остается удивляться, с каким наслаждением поет этот грузный, всегда такой серьезный человек.

Потом, когда картошка уже допекается в золе, а на шампурах трещат и брызгают жиром колбаски, Шперлинг запевает песню бойцов интернациональных бригад: