– Еще бы!
– Уважаете?
– Очень!
– Так. Мой закал совсем не тот, но все же я Соню Мармеладову понимаю и представляю себе в каждой черточке и в каждой нашей профессиональной, как говорится, ситуации. Достоевский написал ее бланковой одиночкой, – вижу. Запер бы он ее в публичный дом, – вижу. Закрепостил бы сводне или госпоже, вроде нашей Буластихи, – вижу. Но вот членом ассоциации, устроившейся для добровольной коммерции своим телом, никак не могу я вообразить Соню Мармеладову… и вы не вообразите!
Мария Ивановна молчала, обдумывая. Катерина Харитонова продолжала:
– Обманывать-то себя громкими словами легко… кто себя не обманывал, особенно смолоду… Ассоциация, корпорация, кооперация… конечно, красивее звучит, чем дом терпимости. Да дом-то терпимости не может быть ни ассоциацией, ни корпораций, ни кооперацией, – вот в чем беда. Пекари, портные, сапожники, модистки, прачки, адвокаты, врачи, актеры, извозчики, – это так… почему им не объединиться в ассоциации, кооперации – и как там еще?.. Но когда жулики, шулера, фальшивомонетчики слагаются в «ассоциацию», это называется шайкою, бандою, преступным сообществом…
– Что же вы так приравниваете? – обиделась Маша. – Мы-то разве жулики или шулера, что ли?
– Нет, зачем… Я только хочу вам указать, что ассоциации определяются не устройством своим, но целью, которую они преследуют, существом профессии… Ассоциации предполагают союз людей, уважающих свой труд, уважаемый и обществом. Как нас общество уважает, что уж говорить! А о собственном уважении… ведь вот и вы же сейчас прелестно обмолвились, что нам поздно возвращаться к