– Ну, видите: чутье не обмануло меня, – не знаю что, но во всяком случае далеко не трущоба!

Матвей Ильич, под стон и вихрь венского вальса, разливавшегося с эстрады из-под скрипок дамского оркестра, кивнул головою, водя глазами в напрасных поисках свободного места.

– Довольно шикарно. И – какая масса публики! Негде сесть…

– Попробуем счастья в других залах. Эй! вы! синьор! Понимаете по-французски?

Слуга показал им удобный столик в углу между двумя сходящимися бархатными диванчиками.

– Что у них тут пьют? – спросил Матвей Ильич. Другой русский огляделся.

– Кажется, ничего не пьют… Кто над чашкой кофе застыл, у кого мороженое… А вон там у окна старик просто за стаканом воды благодушествует…

– Ну, я так не привык… Что за общество трезвости в четвертом часу ночи! Вина-то спросить можно ли?

– Где же в Италии нельзя спросить вина? Полагаю, даже в соборе Петра в Риме, если закажете – и то никого не удивите.

– Так велите, Иван Терентьевич. Что же время терять? Ночь коротка.

– Неизбежное кьянти, что ли?

– Да неужели у них нет чего-нибудь серьезнее? Удивительный народ! Вино родится в каждой деревушке, а пить нечего. Либо ординерчики, либо – «шампань! шампань!» Три тысячи лет вино делают, а порядочные марки выдерживать так и не научились.

Посоветовались с камерьером, – тот подал им запыленную серую бутылку старого пламенного бароло. Густая кровь пьемонтского винограда, как водится, отдавала сургучом и еще какою-то совершенно непредвиденною дрянью, но язык чувствовал безукоризненную чистоту невкусного и даже как бы слегка вонючего вина, и кровь от него загоралась и весело бежала по жилам, и сердце играло быстрым, радостным ритмом.

Иван Терентьевич с узенькими блестящими глазками бросал умиленные взоры на пестро разряженных женщин, во множестве сидевших за столиками, преимущественно, подоконной линии, – группами: кто играя в кости и карты, кто за кофе и шоколадом – и восклицал восторженно:

– Девья-то! девья-то! Миллион двести тысяч! Господи ты Боже мой! И – какие все нарядные да видные, Бог с ними…

А вы еще ругаете итальянок, будто – только слава, что хороши, а на самом деле – красивой и породистой днем с огнем не сыщешь!

– Согласитесь, однако, что мы нашли этих красавиц как раз именно не днем, а только ночью.

– Просто обидно, что поутру надо уезжать! В каждую подряд влюбиться готов. Разве остаться денька на три? Матвей Ильич! А?

– Ну нет-с! Это – дудочки… Довольно в Вене куролесили. Берегите карман. У нас еще Монте-Карло впереди.

– Да что же? Чертова рулетка все равно слопает, сколько ни привезем… Лучше меньше, чем больше.