– Надо ее поправлять, Артем. Девка болеет оттого, что убеждена, будто ты ее околдовал. Значит, ты должен расколдовать ее, то есть выгнать из нее это убеждение. А сделать это очень просто. Завтра я приглашу сюда Галактиона, Виктора, самоё Валентину. Ты при них поцелуешь икону, что не имел, не имеешь и не будешь иметь злого умысла на Валентину и желаешь ей впредь доброго здоровья. Согласен?

Артем переминался с ноги на ногу – угрюмый, сутулый – и молчал, не поднимая глаз.

– Увольте, ваше высокоблагородие, – глухо пробормотал он наконец.

– Не хочешь? почему?

– Так… неподходящее дело…

– Странно, Артем, очень странно. Ты понимаешь ли, что своим отказом ты подтверждаешь подозрение Галактионовой семьи?

– Точно так-с.

– Ты подвергаешь себя большой ответственности и опасности.

Артем сделал плаксивое лицо.

– Я, ваше высокоблагородие, коли что, побегу к уряднику жалиться.

– А урядник, когда узнает, из-за какого дела Галактионовы ребята злобятся на тебя, отправит тебя к судебному следователю.

– Стало быть, погибать надо? – горько усмехнулся Артем. – Не в бессудной стороне живем, барин.

– Разумеется. Только мне сдается, что лучше бы тебе с Комолыми честью, без суда. Ты так опорочен, что на суде тебе придется плохо. Я не неволю тебя, поступай, как знаешь, но мое дело предупредить.

Долго длилось молчание.

– Нет, не могу я этого! – решительно воскликнул Артем. – Обидно очень.

– Твоя печаль.

– Хоть вы-то, Василь Пантелеич, не отступайтесь от меня, дайте сколько-нибудь защиты!

– Ну, брат, извини: я тебе указываю средство помочь делу, ты не согласен. Больше я ничего не могу придумать, чем тебя выручить. Будь что будет. Я умываю руки.

– Так-с…

Артем повесил голову.