– Я? – спросила Ксавьер. Она бросила на Франсуазу умоляющий взгляд. – У меня нет ненависти к нему.

– Он уверен в обратном, – сказала Франсуаза. Повинуясь желанию Ксавьер, она продолжала: – Вы согласились бы снова встретиться с ним?

Ксавьер пожала плечами.

– Он этого не хочет.

– Я не знаю, – сказала Франсуаза. – Если бы он знал, что вы о нем сожалеете, это бы все изменило.

– Естественно, я сожалею, – медленно произнесла Ксавьер и добавила с неуместной непринужденностью: – Вы же прекрасно знаете, что Лабрус не тот человек, с которым можно перестать встречаться без сожаления.

С минуту Франсуаза смотрела на мертвенно-бледное лицо, от которого исходили фармацевтические запахи; гордость, которую Ксавьер сохраняла в своей скорби, была до того жалкой, что Франсуаза почти невольно произнесла:

– Возможно, я могла бы попытаться поговорить с ним.

– О! Это ни к чему не приведет, – возразила Ксавьер.

– Не уверена, – ответила Франсуаза.

Свершилось, решение было принято само собой, и Франсуаза знала, что теперь она не сможет больше помешать себе привести его в исполнение. Пьер выслушает ее с недобрым выражением лица, ответит без мягкости, и его резкие фразы откроют ему самому силу его неприязни к ней. Франсуаза уныло опустила голову.

– Что вы ему скажете? – вкрадчиво спросила Ксавьер.

– Что мы говорили о нем, – отвечала Франсуаза. – Что вы не выразили никакой ненависти, совсем напротив. Что если только он забыл свои нарекания, то вы, со своей стороны, будете счастливы вновь обрести его дружбу.

Она отстраненно рассматривала пеструю обивку. Пьер изображал равнодушие к Ксавьер, но стоило произнести ее имя, как сразу чувствовалось, что он настороже; однажды он встретил ее на улице Деламбр, и Франсуаза увидела промелькнувшее в его глазах дикое желание броситься к ней. Быть может, он согласится снова встретиться с Ксавьер, чтобы помучить ее вблизи, быть может, тогда она снова завоюет его. Но ни утоление его злобы, ни возвращение его беспокойной любви не сблизят его с Франсуазой. Единственно возможное сближение – это отослать Ксавьер в Руан и начать жизнь заново без нее.

Ксавьер покачала головой.

– Не стоит стараться, – сказала она со страдальческим смирением.

– Я все-таки могу попробовать.

Ксавьер пожала плечами, словно отказываясь от всякой ответственности.

– О! Делайте что хотите, – добавила она.

Франсуаза рассердилась. Ксавьер сама довела ее до этого своим выражением лица, а теперь по своему обыкновению укрывается за высокомерным равнодушием, избавляя себя таким образом от позора поражения или от неизбежной благодарности.