Возвращаясь к столу мимо телефона, я подумала о преподобном Рике. Он был в отъезде, выступал с какими-то лекциями для страдающих от ожирения. Я часто размышляла о том, как это будет, когда ему сообщат. Звонок застанет его в Кливленде или в Атланте, возможно, в Таллахасси. Я много раз прокручивала в голове эту сцену, но выходило по-разному. Иногда я представляла его на встрече «Эксодус Интернешнл», среди улыбающихся, нарядных людей где-нибудь в церкви или большом зале. На нем выходной костюм, тот, в котором он приезжал к нам в «Ворота славы», когда я слушала его вместе с остальной паствой. Костюм его не старит, наоборот, он выглядит мальчишкой, решившим подурачиться. По этой версии, его должны будут остановить посреди вдохновенной речи о мрачных пучинах содомии и свете Господа. Какая-нибудь незаметная женщина отделится от стены или мужчина в скрипящих ботинках – скрип-скрип-скрип-скрип – подойдет к нему и шепнет что-то на ухо, а может, передаст записку. Рик быстро прочтет ее, потом извинится и скажет, что ему нужно немедленно поговорить по телефону, дело не требует отлагательств. За его беседой с Лидией, с полицией – неважно – будут внимательно наблюдать пастор и викарий, его приятели по «Эксодусу», бывшие геи. Их лица примут встревоженное выражение, они будут обмениваться быстрыми взглядами, стараться по его ответам догадаться, что же случилось, а потом, когда он положит трубку, ждать полного отчета о несчастии в «Обетовании».
Иногда звонок заставал его в номере отеля. Даже не отеля – занюханного мотеля, зажатого между стоянкой для больших грузовиков и круглосуточной забегаловкой (я видела такие в низкопробных детективах – наркодилеры и шлюхи толкутся повсюду, мигающая неоновая вывеска прилагается). Это мерцание проникает в его окно сквозь засаленные занавески, все вокруг покрыто каким-то налетом, на потолке расплывается пятно сырости, краны в ванной покрыты ржавчиной, а о том, чтобы встать босыми ногами на коврик, даже подумать страшно. Телефон в номере жуткий: не бежевый, не золотистый, а словно обтянутый человеческой кожей, бывают такие; звонок у него резкий, металлический, слишком громкий для такой маленькой комнаты, так что Рик не может притвориться, что не слышит. Я знала, что ему вряд ли когда-нибудь придется останавливаться в таком номере, потому что у борцов с ожирением были толстые кошельки, однако иногда мое воображение помещало его именно в такое место.
Чаще всего все же я представляла его в пристанище другого рода, в безымянной гостинице при аэропорте с маленьким холлом, шведским столом и бесплатными газетами на столах. Возможно, при заселении гостям полагался комплимент от заведения. В номере работает телевизор, но звук приглушен, канал… возможно, что-то необычное,