О печенье и персиках речь больше не заходила. Мы обсуждали их на протяжении ста пятидесяти часов с постепенно затухающим энтузиазмом, и аппетит Зельдиного воображения был уже удовлетворен сполна. Что до меня, мне казалось: если я сейчас увижу персик или печенье, то попросту поперхнусь. А потому всю вторую половину дня Зельда сидела с путеводителем доктора Джонса в руках, то и дело открывая его не на той странице, давая мне неверные указания и теряя нужное место в самый ответственный момент.

Сразу после шести всерьез опустилась тьма. Пророкотал гром, и с запада налетел один из тех свирепых, жарких и пыльных ветров, которые вызывают невнятный холодок в груди своим пронзительным потусторонним завыванием и касаниями горячих и влажных рук. В темноте мы двигались еще медленнее и уже засомневались, что успеем к ночи добраться до Южной Каролины. До нее оставалось семьдесят миль.

Ветер вскоре помрачнел и покрепчал, а над окрестными полями стал нарастать мощный шорох дождя. Небо расчертили сияющие зигзаги, над миром с угрюмым рокотом перекатывался гром. И вот дождь подступил ближе и обрушился на нас, принеся с собой жгучую волну пыльного ветра. Прочистив глаза от песка, Зельда принялась лихорадочно листать путеводитель и обнаружила, что милях в двенадцати впереди лежит городок под названием Кларксвиль.

Название города было пропечатано крупными заглавными буквами, и, хотя население его составляло всего пять тысяч человек, мы понадеялись найти там хотя бы одну сносную гостиницу. Тот факт, что городок находился в Виргинии, нанес нам определенный моральный ущерб – впервые за всю поездку нам предстояло провести две ночи подряд в одном штате.

Я ехал настолько быстро, насколько было возможно в буйной тьме, однако среди этой байронической бури дорога казалась бесконечной. Мы испытали сильнейшее облегчение, когда на нас наконец-то надвинулся Кларксвиль. Я оставил Зельду совершать все формальности в отеле «Доминион», а сам отправился на поиски автомастерской. В кои-то веки – возможно, потому, что проехали мы всего сто двенадцать миль, – мне не пришлось составлять целый список указаний и подозрений, чтобы вручить сонному дежурному.

Вернувшись, я обнаружил, что мы устроились на постой куда с меньшим удобством, чем Самоходная Развалюха. Ресторана в гостинице не оказалось, и мне пришлось дойти до ближайшей лавки и купить у неаппетитного вида владельца два неаппетитного вида сэндвича с яйцом. Я отнес их Зельде, которая с несокрушимым самообладанием незамедлительно выкинула их в окно.

Комната была голой, при ней имелась ванная. В ванну лилась ледяная вода. Зельда из принципа немного там поплескалась, а потом – вымещая обиду – втянула и меня в слабое подражание. То была жалкая, знобкая, унылая пародия на омовение, однако потом я, как положено, помаршировал по комнате, точно чиновник на символическом жалованье,[451] только что завершивший ежеутреннюю зарядку.