Светлый фон

– Так же сдрейфили они и раньше: не решились дать двигателям полную нагрузку. – Он угрюмо покосился на стойки шасси. – Потому он с самого начала и зарылся так глубоко. А теперь увяз еще глубже.

Именно этого и боялся Патрони.

Он снова нырнул под фюзеляж – поглядеть на положение шасси; Ингрем посветил ему электрическим фонариком. Колеса ушли в мокрый снег и жидкую глину почти на фут глубже прежнего. Патрони взял фонарик, посветил под крыльями: оси всех четырех колес были в опасной близости к грунту.

– Крюком с неба разве что его теперь вытащишь, – сказал Ингрем.

Главный механик «ТВА» задумался и покачал головой:

– Надо попытаться еще раз. Снова подкопать – поглубже, подвести траншеи под самые колеса и запустить двигатели. Только на этот раз вытаскивать его я буду сам.

Вокруг все еще продолжала завывать вьюга.

Ингрем поежился, сказал с сомнением:

– Как знаете, доктор. Но конечно, лучше вы, чем я.

Патрони усмехнулся:

– Если мне не удастся его вытащить, тогда, наверное, удастся разнести на куски.

Ингрем направился к одиноко стоявшему автобусу – снова собирать людей. Второй автобус уже уехал – повез пилотов «Аэрео Мехикан» в аэровокзал.

Патрони прикинул: теперь меньше чем за час никак не управиться. Значит, все это время посадочная полоса три-ноль функционировать не будет.

Он направился к своему пикапу, оборудованному рацией, чтобы доложить об этом на КДП.

7

Инес Герреро не была знакома с теорией, суть которой сводится к тому, что перенапряженный, истощенный мозг может в целях самосохранения отключаться, и тогда человек впадает в состояние пассивного полузабытья. Однако ее поведение служило наглядным подтверждением этой теории. Инес Герреро действовала бессознательно, как сомнамбула.

Вот уже несколько недель ее томили беспокойство, тревога, близкая к отчаянию, а события этой ночи нанесли ей последний, сокрушительный удар. И мозг ее отключился – так срабатывает предохранитель при коротком замыкании. Пока Инес Герреро пребывала в этом состоянии – временном, конечно, – она не отдавала себе отчета, ни где она находится, ни почему.

Грубоватый, разбитной шофер такси оказал ей не слишком хорошую услугу. Они сторговались, что он отвезет ее в аэропорт за семь долларов. Выйдя из такси, Инес дала шоферу десятидолларовую бумажку – кроме этой бумажки, у нее почти ничего не было, – ожидая получить сдачу. Шофер пробормотал, что сдачи у него нет, но он сейчас разменяет, и укатил. Инес напрасно прождала десять минут, стоя как на иголках и не сводя глаз с часов аэровокзала, стрелки которых неумолимо приближались к одиннадцати, когда должен был подняться в воздух самолет, отлетавший в Рим, и наконец поняла, что шофер такси и не подумает возвращаться. Инес не запомнила ни номера машины, ни фамилии шофера – на что последний и рассчитывал. А если бы даже и запомнила, то писать жалобы не в ее привычках, и, как видно, шофер раскусил и эту черту ее характера.