– А меня даже пот прошиб, – сказал репортер.

«Патрони дает полный! Наконец-то!» – подумал Мел, услышав нарастающий оглушительный рев двигателей, и всем телом почувствовал их вибрацию. За хвостом самолета во мраке, прорезанном мерцанием ограничительных огней, бешено взметнулись ввысь снежные вихри.

– Машина номер один, – прозвучал резкий радиоголос. – Говорит наземный диспетчер. Как с ВПП три-ноль? Есть ли какие-нибудь изменения?

Мел взглянул на часы: в распоряжении Патрони оставалось три минуты.

– Самолет не стронулся с места, – сказала Таня, тоже прильнувшая к ветровому стеклу машины. – Все двигатели работают, но он не трогается с места.

Однако там еще не сложили оружия. Об этом говорили снежные вихри. И все же Мел видел, что Таня права. Самолет был недвижим.

Снегоочистители и грейдеры подошли ближе. Ярко поблескивали сигнальные «мигалки».

– Подождите еще, – сказал Мел в микрофон. – Воздержитесь направлять самолет на ВПП два-пять. Положение на три-ноль сейчас изменится.

И он переключил радио на волну пульта управления снежной командой, чтобы двинуть вперед технику.

14

Обычно после полуночи напряжение в диспетчерской немного спадало. Но сегодня этого не произошло. Из-за бурана аэропорт имени Линкольна продолжал принимать и отправлять самолеты с опозданием на несколько часов. И то, что они запаздывали, увеличивало неразбериху на взлетно-посадочных полосах и рулежных дорожках.

Большинство диспетчеров закончили в полночь свою восьмичасовую вахту и, еле волоча ноги, отправились домой. На их место заступили другие. Поскольку людей вообще не хватало, да и к тому же кто-то еще был болен, некоторых попросили остаться и сверхурочно поработать до двух часов утра, и в том числе руководителя полетов, главного диспетчера радарной Уэйна Тевиса и Кейза Бейкерсфелда.

Полтора часа назад, после волнующего и столь внезапно оборвавшегося на полуслове разговора с братом, Кейз, стараясь обрести душевное равновесие, сосредоточил все внимание на экране радара, перед которым он сидел. Если ему удастся не отвлекаться мыслями ни на что другое, решил он, оставшееся время – последняя в его жизни вахта – пролетит быстро. Кейз продолжал принимать самолеты с востока: слева от него сидел помощник – молодой человек, проходивший обучение на радаре. Уэйн Тевис продолжал наблюдать за работой, разъезжая по диспетчерской на своем высоком табурете, который он сдвигал с места, отталкиваясь от пола высокими каблуками своих сапог, – правда, менее энергично, чем в начале смены.

Кейзу как будто удалось сконцентрировать свое внимание на экране – и в то же время удалось не вполне. У него было какое-то странное ощущение, будто мозг его раскололся и он мыслит сразу в двух плоскостях. Часть его мозга была занята самолетами, прибывавшими с востока, – в данную минуту тут не возникало проблем. А другая часть размышляла над его собственной судьбой и занималась самоанализом. Такое положение, конечно, не могло длиться долго; Кейзу казалось, что мозг его подобен электрической лампочке, которая перед тем, как погаснуть, вспыхивает особенно ярко.