— Вот — объявился.

— Ладно, ладно, все разговоры потом… — торопливо заговорила Наталья. — Ты идти можешь?

— Конечно. — Он открыл глаза. — Что, Наталья, не узнала меня?

— Ой, не узнала! Честное слово — как увидела, испугалась!

Он снова усмехнулся. Наклонился, расшнуровал ботинок.

— А второй где? — спросила Наталья.

— Там, — вяло махнул рукой Петров. — Далеко. Покоится на ярославском поле сражения.

— Ну ладно, ладно, — остановила его юмор Наталья. — Пойдем.

Оставляя на полу следы, Петров пошлепал в мокрых носках за Натальей.

— Вот мыло, мочалка. Полотенце. Все понял?

Он кивнул: да. На слова, казалось, не было сил.

— Халат можешь вот этот накинуть. Ну, счастливо. Одежду брось вот сюда, в угол. Я потом займусь ею…

Наконец дверь за ним закрылась. Он сбрасывал с себя одежду, как сбрасывает шкуру змея, — буквально сдирал ее.

Потом шагнул в ванную, в крутую горячую воду, окунулся с головой. И не стерпел резкой боли — вскрикнул невольно, застонал.

— Ты что? Что ты? — насторожилась за дверью Наталья.

— Ничего, ничего… нормально… — поморщился он.

Кожу на лице саднило так, что Петров с трудом сдерживал себя, чтобы не вскрикнуть. По возможности старался меньше мочить лицо. Но как можно не мочить его? Все равно голову надо мыть, голову-то, может, в первую очередь…

Он взял себя в руки — и плюнул на боль. И забыл о ней.

И сразу ощутил, какое блаженство вливается в него, чем больше он растворяется телом в горячей воде. В какой-то момент он, кажется, даже отключился, похоже — задремал. Во всяком случае — потерял ощущение времени… Тело его изнывало одновременно болью и наслаждением: на боль он перестал обращать внимание и поэтому вбирал в себя только блаженство… Потом начал мыться. Мыло, попадая на ссадины и раны, рвало кожу так, будто ее сдирали с тела наждачной бумагой. Петров морщился, но терпел. По крайней мере, на один раз у него хватило силы воли намылить голову, лицо, шею — а после он по макушку нырнул в горячую воду. Чуть ниже грудной клетки, как раз в ложбине, остался след от ботинка; верней — след удара: большое лилово-синее пятно. Петров стискивал зубы, когда задевал мочалкой это место. Наконец он спустил воду, стал обливаться под душем. Тело горело, раны дергало. Петров осторожно вытерся полотенцем, накинул махровый халат. Халат, конечно, был не по росту, но уж тут ничего не поделаешь. Он вышел из ванной.

— Боже, что они с тобой сделали! — воскликнула, покачивая головой, Наталья. Теперь, когда он отмылся от грязи, ссадины и раны еще больше открылись. — Владик, нужно обязательно йодом, — забормотала она.