— Что это, сударь? — сказал он. — Вы приказали схватить в Болонье заговорщика, которому я покровительствую; мало того, вы собираетесь отрубить ему голову и ничего мне об этом не сообщаете! Знаете ли вы по крайней мере имя моего преемника? Кто он? Генерал Конти или вы сами?

Расси растерялся. Он не имел привычки к большому свету и не мог понять, шутит граф или говорит серьезно; он сильно покраснел и пробормотал что-то невразумительное. Граф смотрел на него, наслаждаясь его замешательством. Вдруг Расси встрепенулся и с полной непринужденностью, улыбаясь будто Фигаро, пойманный с поличным графом Альмавива, воскликнул:

— Ей-богу, граф, я не буду ходить вокруг да около. Что вы пожалуете мне, ваше сиятельство, если я на все ваши вопросы отвечу, как на духу?

— Крест святого Павла (это пармский орден) или деньги, если вы изобретете предлог для денежной награды.

— Лучше крест святого Павла, — этот орден дает дворянство.

— Как, милейший фискал, вы еще придаете какое-то значение нашему жалкому дворянскому званию?

— Будь я дворянином, — ответил Расси с циническим бесстыдством, достойным его ремесла, — будь я дворянином, родственники тех людей, которых я отправляю на виселицу, меня ненавидели бы, но не презирали.

— Ну хорошо, — сказал граф. — Я вас спасу от презрения, а вы избавьте меня от неведения. Что вы намерены сделать с Фабрицио?

— Честное слово, принц в большом замешательстве. Он боится, что, поддавшись чарам прекрасных очей Армиды[97] (простите меня за нескромность, но это подлинные слова государя), — да, поддавшись чарам прекрасных очей, пленивших и его самого, вы, не задумываясь, бросите его, а ведь только вы и способны справиться с ломбардскими делами. Скажу больше — тут для вас представится случай получить нечто такое, за что, право, стоит мне дать крест святого Павла, — добавил Расси, понизив голос. — Принц готов пожаловать вам в качестве государственной награды прекрасное поместье стоимостью в шестьсот тысяч франков — из земель удельного ведомства, или денежный подарок в триста тысяч экю, если вы согласитесь не вмешиваться в судьбу Фабрицио дель Донго или хотя бы не говорить с принцем об этом деле приватно.

— Я ожидал чего-нибудь получше, — заметил граф. — Не вмешиваться в дело Фабрицио — это означает поссориться с герцогиней.

— Ну да, принц так и сказал. Он, между нами говоря, ужасно разгневан на герцогиню. Только он боится, что в виде возмещения за разрыв с этой прелестной дамой вы, пожалуй, попросите, поскольку вы теперь овдовели, руки его двоюродной сестры, старой принцессы Изотты, которой всего лишь пятьдесят лет.