— Взяли потихоньку! — приподнялся Пылаев, но Асылов не двигался. Из виска у него вытекала струйка крови.

Комбат издали махал рукой:

— Орудие назад!

Асылова похоронили на том же ржаном поле. Отрывать могилу не было времени, и ограничились неглубоким ровиком, который наскоро присыпали землей. Потом Сафин подогнал лошадей, снова миновали ров, а от него повернули на Севск.

Наводчиком теперь был Крылов.

* * *

По дороге к Севску густо двигались войска: пехота вперемешку с артиллерией, повозки — с тягачами, тащившими за собой мощные гаубицы. Урчали грузовики, скрипели телеги, покрикивали ездовые.

Это волнующее движение вперед было куплено дорогой ценой — человеческими жизнями.

За городом войска растекались по разным направлениям. Путь вперед был открыт — широкое, окаймленное лентой лесов поле, залитое солнечным светом. Изредка погромыхивало: вдали, пачкая небо, с натужным харканьем разрывался бризантный снаряд.

— Браток, перевяжи! — попросил, останавливаясь, красноармеец. Он зажимал рукой предплечье. Кровь сочилась между пальцев, капала на землю.

— Где это тебя? — Крылов ножом разрезал у него рукав гимнастерки: мышцы были разорваны осколком.

— Вон там, на мине. Двоих накрыло, а мне повезло. Ты покрепче.

Вид раны тревожил, повязка получилась аляповатая, но кровотечение кончилось. Красноармеец зашагал по дороге в тыл.

— Ну, долго тебе жить!

— Бывай!

Потянулись села. Крылов теперь шел на запад, а за ним возрождалась мирная жизнь.

В одном селе он поинтересовался:

— Папаша, до Старой Буды далеко?

— Не по пути!

— А ты партизан?