— Был да весь вышел.

— Я тоже был — в Старой Буде, у Ломтева.

— А я из Леонтьевского.

— Ольгу Кудинову, случайно, не знал? Или Максимыча? Может, о Сеньке-пулеметчике слыхал?

— Всех не узнаешь. А о Сеньке слыхал будто — не то о Сеньке, не то о Женьке…

— Я Женька-то, я! Жив я! Увидишь кого из наших — передай: жив я, жив!

— В лесу, парень, плохо было. В июне немцы наступали с танками, народу полегло…

— Не забудь: Женька я, Женька-пулеметчик!..

Начались круглосуточные марши. Были теплые солнечные дни, Крылов шагал возле орудия, уже привычно ощущая, как ширится освобожденная от гитлеровцев земля. Мысль об этом придавала пехоте сил. Но и усталость накапливалась изо дня в день: стоило колонне остановиться, и солдаты засыпали прямо на дороге.

— Вперед, пехота! — поторапливали командиры.

Крылов вставал и шел дальше, положив руку на пушечный ствол.

В Ямполе объявили привал.

Первой мыслью Крылова было поспешить в центр города: может быть, удастся что-либо узнать о партизанах. Но еще важнее для него было — выспаться.

— Проспал я Ямполь, — сказал он Пылаеву, когда полковая колонна покидала город. — В полиции здесь сидел…

— Говорят, полицейские тут перебили немцев и перешли не то к партизанам, не то к нам. Краем уха слыхал…

Эта мимолетная фраза внесла некоторую ясность в те декабрьские дни, когда Крылова и Бурлака привели в Ямполь.

Теперь каждое новое название впереди лежащих мест звучало для солдат как музыка. Позади остались уже два города, десятки сел и хуторов, а полк шел дальше.

У Десны дорога уперлась в тупик, тишина лопнула разрывами мин и снарядов.

13 ФРОЛОВ ЕДЕТ В ОТПУСК

13