— Лид! Но ведь у тебя выходной. И мы же хотели через час выезжать. Сама говорила… — Вадиму очень не хотелось ехать потемну.

Родив дочь и бросив курить, Лида сильно располнела. Толстая такая стала тетка. Но по-прежнему тверд и ясен ее взгляд. И волевые морщинки у рта говорят о сильном характере. Олег побаивается супруги. Но они хорошо, ладно живут. При всех неурядицах и бедах — а их много было за эти восемь лет — едины на редкость.

— Я понимаю, — отвечает Лида. — Значит, поедете без меня. Я тогда завтра — на перекладных… Но у меня есть еще один вариант. Идите домой, грейте обед. Я скоро приду. За час все решится.

— Утрясется, — уверенно сказал Дьяконов, когда они вышли к машине. — Она добьется. Мне бы такой характер — ух, где б я уже был.

К обеду Лида пришла: утряслось, нашелся кран, нашелся шофер. За вездеходом уже поехали. Можно собираться.

Когда выехали, пошел мокрый снег. Дорога стала скользкой. Ехали медленно — не больше сорока километров в час — в постепенно синевших сумерках. И слово за слово зашел в машине разговор о давно прошедших днях, о Памире, и Ганче, о бывших друзьях и недругах, «о той и этой шайках» — о Лютикове и Чеснокове, о Яше Силкине и Васе Кокине, о Стожко и Разгуляеве.

…Месяц назад в квартире Вадима и Светы раздался ранний звонок. Вадим, не вставая, взял трубку, приложил к уху.

— Алло! — сказала трубка голосом Яши Силкина. — Здравствуй, Вадим. Скажи, не должен у тебя сегодня-завтра появиться Казимирыч?

— Привет. Он просто сейчас у меня. Ночует. Позвать? Он, по-моему, проснулся.

— Нет… — голос Яши, и без того неуверенный, осекся, задрожал. — Ты… спроси у него. Хочет ли он видеть меня на своем дне рождения в пятницу. А я… я потом тебе позвоню. Ладно?

— Ладно… — недовольно сказал Вадим. Положил трубку.

— Это кто? — раздался из соседней комнаты голос Олега. — По мою душу, что ль?

Вадим сказал.

— И спрашивать нечего. Конечно, не хочу. Так и скажи.

— Если он еще позвонит, — вступила в разговор Света.

Она уже встала, раза два ходила в детскую, где давно уже проснулись и галдели двое орешкинских пацанов — шестилетний Ваня и пятилетний Коля.

— Может и не позвонить, — сказал Вадим.

— Жаль. Надо было, не кладя трубки…

— А придет, как будешь?

— Ну, не гнать же. Хотя он и испортит мне праздник…