— И все? — спросил Набатчиков. — Что ты там у себя под Крышей Мира будешь со своей степенью делать? Тебя что, Саркисов полюбил и обещает дать старшего?

Что ж… Думал об этом Вадим. И даже советовался с Шестопалом и Севой Алексеевым. Сева — нетвердо — обещал что-нибудь придумать по своему сектору. Шестопал думал дня три и ничего не придумал, кроме того, что в Ганче перевести Орешкина в старшие научные сотрудники будет гораздо трудней, чем было свалить Чеснокова. Это надо будет валить самого Саркисова — дело нужное, но нескорое. Саркисов и с кандидатской прибавкой к ставке эмэнэса будет тянуть сколько сможет, хотя это, казалось бы, и автомат… И Вадим уже понимал, что этой борьбы за свои личные права, после всего, он не хочет, что куда ни кинь — все равно впереди выезд из Ганча, выезд, о котором не хотелось думать, но нельзя было не думать. Да и влекли притормозившиеся за это время оставленные московские дела — и прежде всего большая монография о натурфилософах, начатая, уже немножко распечатанная кусками, вызвавшая неожиданно широкий интерес — не чета этим, пусть и нужным и интересным, но однообразным узковатым упражнениям с геопрогнозом, где главное — так казалось тогда — уже сделано, остальное могла бы доделывать без него Света.

— Вадим, мы сделали, что обещали, теперь твое слово, — орал между тем в трубку Набатчиков. — Ставка для тебя есть. Сам Палисандров ходил для этого в Президиум.

Палисандров? Академик, глава международной науковедческой школы… Они знакомы, академик замечательный мужик, прислал недавно трогательную открытку: у него больные глаза, и его довольно-таки молодая жена читала ему вслух последний опус Вадима о рыцаре и демоне германской натурфилософии Шеллинге. Очень хвалил: давно, мол, назрело, еще Энгельс говорил и т. д. … Но чтобы из-за него — в Президиум? Этак и возгордиться недолго.

— Кстати, учти, — продолжал петь сирена Набатчиков. — С Палисандровым у нас тут был о тебе большой разговор. Он велел поставить твою тему о натурфилософах особым пунктом по своему — понял? — сектору — раз. Два — ты ведь давал заявку на монографию в издательство? Ну, не хитри, давал. А кто там председатель РИСО? Палисандров! Так вот, ты в плане на 197… год. А где твоя монография? Несерьезно, товарищ Орешкин! Через три года ты с гарантией доктор, правда, не геме и не феме, а философских наук. Но кто сказал, что это хуже? А для тебя… Мы тут с товарищами посоветовались и решили, что это и есть твое дело. Хватит сидеть сразу на десяти стульях, Вадим. Это, в конце концов, жадность какая-то неприличная. И тебе не двадцать пять. Ну что ты молчишь? Или мнение товарищей тебе не интересно? Короче. Не торопим, но назови дату приезда. Можешь сразу не увольняться. Ставка — твоя, она подождет, если тебе деньги не нужны. Но ты сам нужен здесь, понял? А землетрясения оставь Свете.