— Это и есть Дьяконов, — быстро обернувшись к Вадиму, зашипел Эдик Чесноков, — главный среди этих.

— Гений среди пневых, — усмехнулся Женя Лютиков.

Эдик опять захихикал беззвучно.

Докладчик между тем, так же мучаясь и давясь, рассказывал о следующей из своих злополучных работ. Звучало интересно. Волынов выбрал относительно стабильный источник сильных землетрясений у берегов Аляски и выписал время пробега сейсмических волн до сейсмостанции обсерватории. Мысль была простая: если верна идея, высказанная когда-то Великим Геофизиком (который все, кажется, обдумал и предусмотрел наперед), что перед сильными землетрясениями должна падать скорость далеко и глубоко вокруг будущего толчка, то сигналы от аляскинских землетрясений должны помочь прогнозировать будущие катастрофы в районе Памира. Первые же результаты Степана привлекли внимание. В течение двух лет на станциях обсерватории и на станции Джусалы, в Южном Казахстане, волны от аляскинских толчков принимались, в среднем, со все большим разрывом во времени. Это могло означать, что на большой глубине (волны от Аляски приходили на Памир почти вертикально снизу) под полигоном обсерватории готовится очень сильный, катастрофический толчок. Степана немедленно вызвали в Москву. На его кривую с почтительным изумлением глядел сам Мочалов — академик, директор института, специалист в далекой от сейсмологии отрасли геофизики. Саркисов намекнул на возможность скорого решения проблемы прогноза аж в президиуме академии. Местное районное начальство в Ганче умоляло уточнить или опровергнуть слухи, встревожившие население вокруг обсерватории.

Уже готова была статья в международный бюллетень… Но тут Степану вздумалось на свою голову перепроверить себя — он подсчитал возможную ошибку наблюдений, с учетом применявшихся на станциях методов отсчета времени. Оказалось, эта ошибка раза в два-три могла превышать величину обнаруженного эффекта. Открытия не состоялось. Прогноза — тоже…

После Степана выступил Эдик Чесноков — он числился научным руководителем Степана. Веско, академично Эдик перечислил все неудачи Степана, подвел итог: три года безрезультатной работы.

— Вообще, мне кажется, Волынов мог бы быть неплохим работником, он старательный и въедливый, но эта старательность — хорошего лаборанта. Не может он вовремя остановиться, переориентироваться, перепланировать работу. Не тянет Степан на научного сотрудника. Предлагаю: не утверждать Волынова в должности.

— Так его, сердешного… — процедил сквозь зубы Лютиков.

— Жень, странно, ведь Эдик его научный руководитель — и топит его, что-то тут не так… — прошептал Вадим.