— Любопытное явление, — пробормотал Астров.

— Когда я увидел вас, я подумал, что вы могли бы, если не побоитесь, наскоро зарисовать лицо этого человека… Мне кажется, тогда он оставит меня… Я заплачу вам очень хорошо.

— Уверены ли вы, что лицо ваше меняется?

— Совершенно. Когда устроим сеанс?

— Хоть завтра.

— Только заметьте, что вы должны приехать ко мне до девяти часов вечера; лучше всего часов в семь… согласны? Тогда же поговорим и об условиях вознаграждения.

Астров ехал домой на Васильевский остров в нанятом его необычайным клиентом автомобиле и думал:

— Сомнения нет: маньяк или просто сумасшедший. Странно только, что производит впечатление здорового человека.

Невольно мысли художника потекли по совершенно новому руслу:

— Почему маньяк? Может быть, метаморфоза Натэра совершенно реальна. Какой-то философ сказал, что постоянная осязаемая внешность вещей — обман, и что под нею скрывается подлинная сущность — вещь в себе. Вообще, он странный человек, этот Натэр.

* * *

Утром, едва Астров встал, его позвали к телефону.

— Здравствуйте, г. Астров, — говорит Натэр. — Не забудьте того, о чем условились вчера. Итак, в 7 часов вечера.

Астров повесил трубку и возвратился в комнату.

— Ужасно глупо все это, — думал он с кислой миной, прожевывая плюшку и запивая чаем. — Галлюцинации какие-то преследуют человека, а ты изволь писать с них. Чистейший вздор.

Но в семь часов вечера Астров надел новый костюм и поехал к Натэру. Натэр занимал квартиру на Разъезжей, в бельэтаже большого нового дома. Он сам открыл дверь и, заметив легкое удивление в лице Астрова, сказал:

— К этому времени я всегда отсылаю прислугу.

Он ввел Астрова в гостиную, поразившую художника большим вкусом обстановки, сел в кресло и, подвинув художнику другое, предложил папиросу.

Несколько мгновений они курили молча.

Молчание нарушил Астров: