– Галлиполи. Я задумал слово «галлипот»… это такая смола… и тогда он бы закончил слово на «т». Но, если честно, я проиграл дважды, потому что еще раньше закончил слово «галл», просто Вулли это проморгал.
– А меня сгубила Месопотамия, – признался Вулли. – Не повезло так не повезло. Потерять жизнь из-за клочка земли, о котором никогда и не слыхивал, где-то за тридевять земель, чуть ли не за Тибетом… Боюсь, в этой дурацкой игре мы все сели в лужу. Пипс, ты что там затеял?
Стоя на каменной скамье, Пипс старательно выводил какие-то слова огрызком химического карандаша на редких, еще свободных от каракуль пятнах выцветшей штукатурки.
– Я пишу наши имена, – пояснил он, – и названия мест, которые нас прикончили.
ОЛИВЕР ФИЛИПС ФИЛИПС – КОРОНЕЛЬ АЛЕКСАНДЕР ИРВИНГ БЛЭК – ГАЛЛИПОЛИ УИЛЬЯМ ФРЕДЕРИК ВУЛЛИ – МЕСОПОТАМИЯ
ОЛИВЕР ФИЛИПС ФИЛИПС – КОРОНЕЛЬ
АЛЕКСАНДЕР ИРВИНГ БЛЭК – ГАЛЛИПОЛИ
УИЛЬЯМ ФРЕДЕРИК ВУЛЛИ – МЕСОПОТАМИЯ
– Ну и кто тут что поймет, когда прочитает? – прокомментировал Вулли. – Ладно, пошли отсюда, ребята. Дождя, считай, уже нет, а в этой тухлой башне продрогнешь до костей.
Выходя, они на мгновение застыли в арочном проеме. Внизу, в лощинах, над густо-зелеными августовскими лесами еще висела влажная дымка. От скошенной луговины впереди поднимался запах сырой земли – английской земли. Полнеба очистилось и сияло ослепительной лазурью. Только на западе фиолетовые облака напоминали о недавней грозе, и на их фоне развевался белый плюмаж дыма от Валлийского экспресса, пробегавшего меж холмами.
– Глядите, море! – вскричал Пипс. – Ура, старая добрая Англия! Скорей к яичнице с беконом и чайникам с чаем! Если повезет, завтра наловим форели.
Хохоча во все горло, три призрака выскочили из мрачной тени Гандеровой руины на яркий солнечный свет.
Последователь
Последователь
Перевод Л. Бриловой
«Говорят, что чудес больше не бывает; и есть у нас философы, которые стараются сделать обыденным и естественным все сверхъестественное и не имеющее видимых причин. Вследствие этого мы превращаем ужасные вещи в сущие пустяки, загораживаясь мнимым знанием, тогда как следовало бы покоряться неисповедимому страху».
Затратив на поиски чуть ли не целый час, Лин Стантон обнаружил наконец нужную цитату из «Все хорошо, что хорошо кончается». Он придвинул кресло к камину и набил трубку. Вот бы изобрести сюжет для рассказа – что-нибудь пострашнее да посверхъестественней. Шел только десятый час апрельского утра, однако у Стантона созрело настроение испытать неисповедимый страх. Рассказ сидел внутри его, а может, витал снаружи, в воздухе. Стантон знал, чего ему хочется, но где сам сюжет? Почему он не обретает форму, не выявляется хотя бы как расплывчатый контур – или скорее скелет, который можно будет потом облечь какой вздумается плотью?