Наконец лошадь медленно тронулась с места, повозка заскрипела, а корова при каждом шаге издавала горестное мычание. Голос несчастного животного так действовал Скарлетт на нервы, что она уже готова была остановить повозку и отвязать корову. Какой, в конце концов, толк от коровы, если они не найдут ни одной живой души на плантации? Сама она не умела доить, да если бы и умела, разве корова подпустит сейчас к своему больному, набухшему вымени! Нет, раз у нее есть корова, надо ее сохранить. Быть может, это единственное, что принадлежит ей на всей земле.

Глаза Скарлетт затуманились, когда они приблизились к невысокому пологому холму, за которым лежала Тара. И тут сердце ее упало. Околевающему животному никак, конечно, не одолеть подъема на холм. Когда-то этот склон казался ей таким пологим, подъем таким легким – она галопом взлетала на холм на своей быстроногой кобыле. Откуда взялась теперь эта крутизна? Лошадь нипочем не потянет наверх груженую повозку.

Она устало слезла с козел и взяла лошадь под уздцы.

– Вылезай, Присси, – скомандовала она, – и бери Уэйда! Неси его или заставь идти. А маленького положи возле мисс Мелани.

Уэйд засопел носом, расхныкался, и Скарлетт с трудом разобрала:

– Темно… Я боюсь… Темно…

– Мисс Скарлетт, я не могу пешком, ноги стерты. Пальцы вон из башмаков вылезают… От меня с Уэйдом какая тяжесть…

– Вылезай! Вылезай сейчас же, пока я тебя силком не вытащила! А тогда берегись – оставлю тебя здесь одну, в темноте. Ну, живо!

Присси взвыла, вглядываясь в лесную тьму по обеим сторонам дороги, словно боясь, что – выйди она из своего укрытия в повозке – и деревья надвинутся на нее и задушат. Но все же ей пришлось положить младенца рядом с Мелани, спуститься на землю и, приподнявшись на цыпочки, вытащить из повозки Уэйда. Мальчик заплакал и прижался к своей няньке.

– Уйми его, я не могу этого слышать, – сказала Скарлетт, взяла лошадь под уздцы и потянула за собой. – Ну же, Уэйд, будь маленьким мужчиной, перестань реветь, не то я сейчас тебя отшлепаю.

«И зачем только господу богу понадобилось создавать детей! – со злостью подумала она, когда на неровной дороге у нее подвернулась нога. – На что они – эти бессмысленные, нудные, вечно требующие заботы существа, которые только и делают, что путаются под ногами?» Измученная до предела, она не испытывала жалости к испуганному ребенку, ковылявшему рядом с Присси, ухватив ее за руку, и не переставая шмыгавшему носом, не испытывала ничего, кроме недоумения: как могло случиться, что она его родила? И еще большее изумление порождала в ее утомленном мозгу мысль о том, что она когда-то была женой Чарльза Гамильтона.