Я знаю, что в мае шторма утихают.
Я всё понимаю: солгать — не убить...
Из тихой лагуны не хочешь ты шхуну
Свою уводить.
Зачем же, мой нежный, в лазури безбрежной
Ты парус свой снежный на алый сменил,
Мечтой невозможной так неосторожно
Меня поманил?..
(Вера Матвеева)
Одночленный параллелизм не разрушает, по Веселовскому, образность, а «выделяет и развивает ее» [Веселовский А.Н., 1989, с. 177]. В частности, из таких коротких одночленных формул развились символы народной поэзии. Подчеркнем, что символ по своему генезису принадлежит к синкретическому типу образа и этим принципиально отличается от позднейших тропов.
Отрицательный параллелизм очень четко просматривается в старинной (1840) русской песне «То не ветер ветку клонит»:
То не ветер ветку клонит,
Не дубравушка шумит —
То мое сердечко стонет,
Как осенний лист дрожит.
(С. Стромилов)
Отрицательный параллелизм, в котором происходит утверждение через отрицание, это уже, по мнению Веселовского, «подвиг сознания, выходящего из смутности сплывающихся впечатлений к утверждению единичного» [Веселовский А.Н., 1989, с. 188]. Такова последняя форма синкретического образа, поддерживает его Бройтман, «в ее внутренней структуре запечатлено то усилие, которое делает эстетическое сознание в своем стремлении начать ясно различать предметы» [Бройтман С.Н., 2001].
На принципе различения и, соответственно, рефлексии, связанных с появлением в психике новой модели мира, формируется качественно новая стадия развития художественного образа, которая привела к рождению тропов.
Результаты исследования синкретической стадии исторической поэтики позволяют нам сделать вывод, что в начале этой стадии предмет–слово–образ были единым целым, они не отделены друг от друга, и мы можем говорить только о наличии образов-представлений. Однако в человеке по мере развития и осознания своей индивидуальности возникает потребность выразить свое эмоциональное отношение к окружающему миру и происходящим в нем событиям и при этом создать к ним новое отношение — эстетическое. По знаменитой формуле Р.О. Якобсона, которую часто цитируют лингвисты, «поэзия есть язык в его эстетической функции» [Якобсон Р.О., 1987, с. 275], то есть поэзия есть реализация эстетической потребности средствами языка.
Возникает противоречие: в тексте необходимо применить известные слова, но эти известные слова должны не просто передать читателю информацию, а создать новый смысл и новый образ (смыслообраз!) и тем самым вызвать у него определенные эмоции — соответствующую эстетическую реакцию и понимание имплицитно присутствующего смысла.