В числе документов, которые мне удалось посмотреть, было заявление учителя детей, скрепленное его подписью. Он подал его уже после того, как мальчика и девочку отправили к отцу. К этому документу была прикреплена копия письма в органы опеки, в котором выражалась «большая обеспокоенность из ряда вон выходящими событиями», произошедшими в день, когда детей в срочном порядке передали новому опекуну. «По моему мнению, – написал педагог младших классов с более чем двадцатилетним стажем, – вся процедура была непродуманной, плохо скоординированной и чрезвычайно травматичной для детской психики». Когда дети увидели отца, то, по свидетельству педагога, остановились в полной растерянности. А когда им сообщили, что теперь они будут жить с ним, девочка «сделала шаг назад… и спросила у стоящих рядом, как долго им придется оставаться с папой. У нее был такой озабоченный и напуганный взгляд, и это более всего обеспокоило меня», – заключает учитель. «Ребенок явно боялся, что ему предстоит долго быть с отцом, – добавляет он. – В первый момент, когда сын и дочь увидели его, они бросили на меня такой взгляд, будто это я их предал, что очень меня смутило. Остается надеяться, что я не навсегда потерял их доверие».

Также среди материалов были еще три письменных свидетельства от педагогов и воспитателей, которые заметили, как изменились дети после переезда в другой дом. Мальчик Тим был «сообразительным, веселым и разговорчивым», но потом «замкнулся в себе». Взгляд его был «постоянно отсутствующим, эмоционально индифферентным». Его младшая сестра Салли перестала общаться с подругами и казалась «печальной и тревожной». Несколько раз она приезжала в школу заплаканная и расстроенная и при этом казалась «растерянной и уязвимой». Поведение девочки очень заметно поменялось: «она чаще стала грубить другим детям, ябедничала по разным мелким поводам». «Мне просто по-человечески горько было все это видеть! – пишет одна из ее воспитательниц. – Думаю, профессиональный долг предписывает привлечь внимание к сложившейся ситуации».

На финальных слушаниях суд закрепил свое распоряжение о том, чтобы дети оставались с отцом, то есть подтвердил свою приверженность рекомендациям, данным доктором Икс. Через полгода после того, как детей забрали у Сандры, Роберт перевел их в другую школу.

Сандра говорит, что до сих пор не может поверить, что суд решился разлучить детей с матерью, к которой обычно так горячо привязаны любые малыши. И это при условии, что не было никаких свидетельств, что она или ее родители могут представлять для них угрозу. «Моя дочь не знает никаких других родных людей, ведь мы расстались с мужем, когда ей было пять месяцев! – подчеркивает Сандра, добавляя, что Роберт после этого виделся с детьми под надзором и без надзора. – А мне теперь приходится платить супервизору, который следит за моим общением с ними… В заключении эксперта, сделанном для суда, сказано, что я ответственная и заботливая мать, у меня нет психических расстройств и заболеваний, я не опасна. Так почему же за мной надо следить? Почему детей надо ограждать от меня?» За четыре года судебных тяжб Сандра исчерпала все свои моральные и материальные ресурсы – она потратила на юристов полмиллиона долларов.