Высокоструктурированные, формальные и ритуализированные задачи отзеркаливания решаются и во многих других группах, фокусирующихся на травме. Психологи Яэль Фишман и Хайме Росс описывают группу для переживших пытки беженцев – жертв политических репрессий, в которой метод письменных «свидетельских показаний» был включен в групповой процесс, а участников/участниц просили пересказывать опыт друг друга:
«Слушая, как чьи-то личные чувства пересказывает и выражает другой человек, члены группы обретали новое видение, которое позволяло им установить больший контроль над своими эмоциями. Прослушав ряд таких описаний, они обретали переживание универсальности»[624].
«Слушая, как чьи-то личные чувства пересказывает и выражает другой человек, члены группы обретали новое видение, которое позволяло им установить больший контроль над своими эмоциями. Прослушав ряд таких описаний, они обретали переживание универсальности»[624].
Аналогичным образом Яэль Даниели в своей групповой работе с людьми, пережившими холокост, дает каждой семье задание реконструировать полное фамильное древо, учтя в нем каждого члена семьи, который выжил или был убит, и рассказать об этом древе другим участникам/участницам[625]. И в этом случае высокоструктурированная природа задания обеспечивает защиту членам группы, несмотря на то что они погружаются в гнетущие воспоминания о прошлом. Ритуалы пересказа истории другим и другими создают осязаемые напоминания о существующих связях, хотя каждый выживший и каждая выжившая вспоминают тот момент, когда им было наиболее одиноко.
Прощальное пожелание одной участницы группы другой – «ценить себя такой, какая ты есть» – обычно воплощается в жизнь после завершения работы группы, фокусирующийся на травме. Выпускниц групп для переживших инцест просят заполнить повторный опросник через шесть месяцев после окончания встреч. Эти женщины регулярно сообщают о том, что стали лучше относиться к себе. Подавляющее большинство (более 80 %) говорят об уменьшении ощущений стыда, изоляции и стигмы, а также о том, что они теперь способны лучше защищать себя. Однако они не сообщают о глобальных улучшениях в своей жизни. Восстановление чувства «я» может привести к улучшению отношений с другими, а может и не привести. Действительно, многие говорят, что их семейные отношения и сексуальная жизнь даже ухудшились или стали более конфликтными, поскольку они перестали привычно пренебрегать собственными желаниями и потребностями. Одна выжившая определяет эту перемену так:
«В этом случае, мне кажется, “хуже” – это “лучше”. Я стараюсь держать дистанцию и оставаться в безопасности! Я более открыто говорю о своих чувствах и желаниях. Я чувствую, что уже не так охотно мирюсь с тем, что меня эксплуатируют или подвергают насилию»[626].