«Я понимаю, что мир полон ужасных страданий, по сравнению с которым маленькие неудобства моего детства – капля в море»[633].

«Я понимаю, что мир полон ужасных страданий, по сравнению с которым маленькие неудобства моего детства – капля в море»[633].

Выжившие входят в группу межличностной психотерапии, обремененные знанием, что травма по-прежнему живет в их повседневных отношениях с другими людьми. А когда они покидают группу, они уже знают, что травму можно преодолеть активной вовлеченностью в отношения с другими – они способны полностью присутствовать во взаимных отношениях. И хотя они несут на себе неизгладимый отпечаток прошлого опыта, они также воспринимают свои ограничения в более широком контексте – как часть обстоятельств человеческого существования. Они признают, что в какой-то степени каждый – узник прошлого. Углубляя свое понимание трудностей любых человеческих отношений, они вместе с тем учатся дорожить выстраданными моментами близости.

Общность с другими людьми несет в себе все смыслы слова «общий». Она означает принадлежность к обществу, наличие общественной роли, причастность к универсальному. Она означает чувство знакомства, известности, сопричастности. Она означает принятие участия в традиционном, обыденном, привычном и повседневном. Она также содержит в себе чувство малости, незначительности, ощущение, что твои собственные проблемы – «капля в море». Выжившие, достигшие общности с другими, могут отдохнуть от праведных трудов. Их восстановление завершено; впереди только их жизнь.

Послесловие. Диалектика травмы: продолжение

Послесловие. Диалектика травмы: продолжение

Взявшись писать «Травму и восстановление», я стремилась интегрировать накопленные знания и опыт многих клиницистов, исследователей и политических активистов, свидетельствовавших о психологическом воздействии насилия. Мне хотелось соединить в одном всеобъемлющем трактате свод знаний, которые на протяжении минувшего столетия периодически предавались забвению, а потом открывались заново. Я утверждала, что исследования психологической травмы – это в основе своей политическое предприятие, поскольку они привлекают внимание к опыту угнетенных. Я предсказывала, что эта сфера будет по-прежнему окружена спорами и противоречиями, каким бы прочным ни был ее эмпирический фундамент, поскольку в мире продолжают действовать те же исторические силы, что в прошлом обрекали важные открытия на забвение. Я утверждала, наконец, что только неразрывная связь с глобальным политическим движением за права человека могла бы в итоге поддерживать нашу способность говорить вслух о невыразимых вещах.