Коллективный характер убийств был проиллюстрирован событием в местечке Сонгми во время Вьетнамской войны, когда рота американских солдат во главе с лейтенантом Уильямом Келли впала в неистовство. Их движущей силой являлась убежденность, что поскольку Враг убивал их товарищей (включая всеми любимого сержанта, подорвавшегося накануне на мине-ловушке), все гражданские лица – старики, женщины и дети – заслуживают одного: быть уничтоженными. Жажда мести затмила любые человеческие чувства по отношению к беззащитным жертвам. Резня продолжалась, несмотря на очевидную неспособность вьетнамцев к какому-либо сопротивлению и на их мольбы о пощаде. Убивали и поодиночке, и группами. На судебном процессе лейтенант Келли в свою защиту привел аргумент, что он лишь «выполнял приказ»[290]. Он вспоминал: «Я представлял себе людей в Сонгми так: это просто какие-то тела, и они меня никак не волновали… Я думал, что
В то время как имидж злобного Врага, только укрепляемый в сознании представлением о собственной правоте и праведности, побуждает солдат творить на войне неописуемые зверства, часто случается так, что психологически трудно нанести какой-то вред вражескому солдату, если воспринимаешь его человеческим существом. Гуманные чувства вытесняют враждебность, когда непосредственная угроза уменьшается, а человеческая природа солдат другой стороны становится очевидной. Например, было замечено совместное празднование Рождества стоявшими друг напротив друга на передовой английскими и немецкими солдатами в 1914 году: они вместе пели, обменивались подарками, даже играли в футбол. Заметившие это командиры расценили происходящее как опасный прецедент и запретили солдатам вести себя подобным образом.
Джордж Оруэлл рассказывает забавную и показательную историю о том, как он, будучи снайпером в рядах республиканцев во время гражданской войны в Испании, держал на прицеле неприятельского солдата и был готов спустить курок:
«Мужчина, вероятно несущий какое-то сообщение офицеру, выпрыгнул из окопа и побежал вдоль бруствера, находясь у всех на виду. Он был полуодет и держал свои штаны вверху обеими руками, когда бежал. Я удержался от того, чтобы выстрелить по нему. Да, действительно, я был плохим стрелком и вряд ли попал бы в бегущего человека со ста ярдов. Но я даже не выстрелил – частично потому, что обратил внимание на эту деталь – его штаны. Я пришел сюда, чтобы стрелять в “фашистов”; но человек, держащий в руках штаны, не был “фашистом” – он был таким же человеческим существом, как любой из нас, поэтому тебе не хочется стрелять в него»[293].