Индуса разрывало:

— Нас всех убьют! В первый день пришел какой-то умник и стал распоряжаться ячейкой? К нам уже идут. Кэтрин и Петр Николаевич уже в курсе и…

— Они не в курсе. И никто не идет. Катя и Петя сейчас на поверхности.

Все завертели головой в поисках говорящего. Это было произнесено слишком тихо, чтобы сориентироваться сразу.

Голос снова произнес:

— Камеры тоже не передают картинку в центр. Они только у нас.

Нишант выпучил глаза на лысого, впервые подавшего голос. Только сейчас я заметил большой шрам поперек его подбородка.

— Павел, зачем вы… — крайне недоуменно начал индус.

Лысый улыбнулся и положил руку на его плечо.

— Спасибо, друг. Дальше я сам.

Повисла тишина. Я обратил внимание с каким недоумением переглядываются тьмушники. Чему они удивлены? Что Павел раскрыл себя или что он не просто охранник?

— Как скажете, Павел, — Нишант сделал шаг в сторону.

Лысый мужчина больше не улыбался. Глаза его ничего не выражали. Камуфлированная куртка была слишком тёплой для душного помещения. От одного только представления у меня стала повышаться температура тела.

Павел обратился ко мне:

— Я бы пожал вам руку, Крит, но вы запретили двигаться и убили Костю. Можно было обойтись и без лишней крови.

— Я предупреждал, — спокойно ответил я.

— Да, предупреждали. Но вы всё равно могли не убивать, а хотя бы ранить, — слегка покачал он лысой головой. — Люди не машины — им свойственно ошибаться. Вы будете убивать всех, кто ошибётся?

— Нет.

— А мы будем ошибаться. И часто. Потому что мы люди. Вы сказали «подчиниться». Это не «выполнить указания», не «слушаться», а именно «подчиниться». Люди не любят подчиняться, Крит, — вздохнул лысый мужчина лет пятидесяти. — Особенно таким странным как вы. Мы много читали книг, смотрели кино и у нас есть воображение. Подчинение тем, кто называет себя скриптоидом и ставит себя выше жизни других — добром не заканчивается. Ни в одной истории.

Повисла короткая тишина, прерываемая лишь тяжелым дыханием людей. Павел посмотрел в потолок и продолжил: