Градообразующий разрез был здоровенной воронкой в земле, в которую, спиралью спускались вниз широченные дороги для самосвалов. Территория там была режимная, и я его только издалека видел, а к кромке, естественно не подходил. Он был несомненно достопримечательностью, причем почти единственной. Второй достопримечательностью Коркино были отвалы, которые его окружали.
Шлаковые отвалы появились, потому что по технологии, из земли, помимо угля, вытаскивали до хрена лишнего. Вот из таких отходов и складывались высоченные отвалы, окружающие город. Сейчас они уже покрылись травой, на них высаживали деревья, чтобы препятствовать их разрушению.
- -
В этом городе частично проходило мое детство. Будучи ребенком, я жил или бывал в гостях у бабушки и дедушки, которые жили в частном секторе на маленькой улочке, которая называлась Речной. Речной она называлась, по видимому, из-за того, что параллельно ей текла речушка Чумляк. Название речки было вполне оправданным, она вся заросла, покрылась тиной и от нее ужасно воняло. Из рыбы в ней плавали только рапаны, мерзкие и скользкие твари, состоящие почти из одних костей и слизи. Нас с братом возили туда почти каждый год. Летом мы, как правило, там находились пару недель, а одно лето - даже все три месяца.
Мой дедушка приехал сюда после армии, и здесь познакомился с бабушкой. С 25 лет и до пенсии он проработал шахтером на разрезе. Работал там он четко, про него даже в местной газете “Коркинская правда” писали. Человеком он был очень достойным и крайне трудолюбивым, поэтому я им гордился. Бабушка всю жизнь отработала в депо, обслуживающее железную дорогу, по которой вывозили уголь и отходы из разреза.
Детство несло мне массу светлых воспоминаний. Но суровая действительность в последующие годы набросала в них теней. Угольный разрез сейчас был то ли нерентабельным, то ли там уголь кончился. Вообщем он толком не работал, из-за чего на город обрушилась безработица и его население сократилось вдвое. На разрезе постоянно что-то горело, так что смог стал для города весьма привычным делом.
Прошлым летом мой дед, Иван Никифорович, умер. Именно в честь его меня, кстати, и назвали Ваней. Бабушка осталась одна, в старом доме ей было и тоскливо, и не по силам жить в одиночку. Жить одной, уже не молодой женщине в этой, по сути, деревне крайне тяжело. Воды из колодца натаскай, уголь в печку накидай, огород поливай. Все ее сыновья выросли, все стали городскими и жили в Челябинске. Но матушку свою они не забыли и не бросили.
Мои дядья как то быстренько скинулись и купили ей полуторку со всеми удобствами в центре города. Дом же остался стоять пустым и закрытым. Бабуля хотела его сдавать, но особо желающих не нашла. Без работы с деньгами у всех было плохо, да и дом уже был ветхим.