Все-таки есть второй монстр с картой, который водил немцев. И этот монстр вполне годится на свиную колбасу — если виртуальную. Даже жаль, что виртуальную. Лучше бы в реале из него свиные сосиски сделали…

А ведет его тот Харон. Ох, не случайно приступ трудоголиколизма напал на него именно в день большой гонки.

И можно спорить на что угодно, что Януса он согнал с рабочего места ровно в полночь — если по их времени, реальному московскому. А если по игровому, то ровно в час дня.

Как раз тогда, когда высекал из «хамми» искры, поджигая разлившийся бензин. Янус даже и не сопротивлялся особенно, наверно. Ушел довольный. Уверенный, что теперь-то схрон достанется каперам. Может быть, даже радовался, что его побыстрее выгоняют с дежурства, — чтобы потом ни в чем не заподозрили… Наверняка ему сатир чего-нибудь такого насоветовал, почему лучше убежать сразу после окончания дежурства…

Он много кому чего насоветовал. Как это он сказал тогда, когда только узнал, что немцев, может быть, кто-то водит? Пора запасаться козырями, чтобы в любом случае не проиграть? Как-то так…

Что сатир предложил Клыку и Харону? Что будет морочить голову Янусу и каперам, а этого тупого бычару вообще заставит вслепую помогать немцам? Наверно, что-то в этом роде. И на этот раз он их даже не обманул…

Где-то за спиной осыпались камни — странные звуки реальности через фантомный шум в заложенных ушах. Леха попытался оглянуться — и скривился от боли.

А сзади, из-за валунов, показался немец. Вот он куда пропал. Отсиживался, пока сатир разбирался с каперами, а хрюшки устраивали артобстрел.

На плече снайперка, из заднего кармана выглядывает монтировка. На всякий случай из сгоревшего «хамми» прихватил, чтобы схрон открывать?

Немец ухмыльнулся, глядя на опушку. Помахал рукой хрюшкам. И потопал вниз с осыпи, вниз в долину, забирая направо — к озерцам, невидимым отсюда из-за валунов. К поджидающему там сатиру — и схрону…

И замер, вспомнив что-то.

Медленно обернулся, нашел глазами Леху — и на лице немца расцвела ядовитая улыбка.

Он сдернул снайперку с плеча, положил на камни. И пошел к Лехе, хлопая себя по карманам. То, что искал, нашлось в заднем кармане.

Монтировка. Вороненая, почти черная — но расплющенный край без краски. Блестящий край плющенной стали…

Нет! Нет! Нет!

Леха дернулся в сторону, и камни под боком врезались в тело, на мир накатила волна боли, разбив все мысли.

Мелькнуло лицо немца… Монтировка — в живот, разрывая рану, только начавшую затягиваться. Немец рванул ее вбок, поглубже. Провернул, цепляя шкуру, — и потянул, свежуя Леху заживо. Без суеты, без спешки, без особых эмоций…