Десять секунд… Двадцать… Тридцать…

В стороны полетели ошметки конечностей, крутясь, улетела одна клешня. Вой Диграция достиг предела, мои барабанные перепонки грозили разорваться.

Выбравшийся на палубу Стрижа краббер воин забыл про атаку – он рухнул на колени, подогнув все четыре лапы, вытянул руки к воющему богу и плачуще закричал:

– Ау-ау акарто! Ау акарто! Лиэму дирамо! Ау акарто!

Его прикончил шагнувший вперед Алый Барс. И с ударом его оружия, оборвавшего жизнь плачущего краббера, прекратили огонь и все остальные.

Там, где бешено бился дымящийся краб с расколотым панцирем, где дергался лишившийся многих лап Диграций, появились две величественные фигуры…

Девушка неземной красоты с длинными зелеными волосами и рыбьим хвостом – ее фигура была не меньше фрегата, поэтому разглядел я все в деталях. В ее руках богато украшенная арфа.

Странный длинношеий зверь с огромными фиолетовыми глазами, вместо лап – ласты. Шкура бела как снег, по спине бежит золотистый гребень.

Боги явились… Они нависли над своим павшим несчастным сородичем, воздели руки и ласты над воющим Диграцием, склонили печально головы… в воздухе разлилась рвущая душу грустная струнная музыка, послышались странные гремящие слова, звучащие как бушующий океан и перекатывающиеся валуны.

Удар! Удар! Удар! Удар!

О черт…

С почерневших небес начала бить алая, как артериальная кровь, молния, вонзаясь в дымящее тело краба-бога. Била с частотой электроразряда, с силой, что невозможно описать.

Удар! Удар! Удар!..

Да что же это… мне уже жалко переставшего выть и начавшего странно хрипеть Диграция.

Удар!

Из тела обмякшего колоссального краба начала подниматься полупрозрачная синеватая дымка. И в этот же момент над ним, над колышущейся на волнах тушей, начал открываться телепорт – золотисто-серебристая дымка в форме объемной пятилучевой звезды, налившейся яркостью, а затем медленно опустившей и поглотившей тело павшего боя.

Секунда, другая… золотая вспышка режет глаза, корабль вздрагивает от набежавшей волны. А когда прыгающие в глаза солнечные зайчики рассеиваются, я понимаю, что нет больше на успокоившейся глади ни Диграция, ни явившихся за ним богов, ни странного звездообразного телепорта, унесшего павшего бога туда, откуда не возвращался еще никто…

– Если моя дочь станет богиней, я убью любого, кто попытается ее низвергнуть, – спокойно отметил я, описав этой фразой все свои ощущения от зрелища.

– Понимаю тебя, – кивнула Баронесса, устало потягиваясь всем телом. – Что ж, вот и стартовая веха начавшихся несчастий для клана Неспящих.