Ну, думаю, вот масть и попёрла. Стали они меня намывать, обхаживать. Веничком по мне прошлись, а я по ним — красота. Обожаю сельскую жизнь.
Ну и одним мытьём дело не закончилось. Натешился я с ними, а они не против. Ласковые слова в уши шепчут, ручками своими нежными меня обнимают, губками своими красивыми меня целуют, ну и не сдержался я….
Вышли мы из бани довольные друг другом.
— А вот теперь девоньки, можно и за стол, — говорю я.
Проводили меня в дом, усадили в центр стола как дорогого гостя, стали потчевать, большой графин самогонки достали. А как наелся, напился, в спальню отвели и в постель ко мне легли, чтобы не холодно значит, гостю было.
А я лежу в постели ласкаю тела их молодые, красивые, а потом беленькая, Валенсия, говорит мне:
— Оставайся с нами, добрый молодец, будешь с нами жить, на охоту ходить, да и в деревне работы хватает.
— А мы с тобой будем постель делить, — поддакивает Изабэль.
— Утро вечера мудренее, — отвечаю я, а пока чего время зря терять, и глажу их груди налитые.
Короче ухайдакали меня они пополной, и заснули мы после этого как убитые.
Проснулся почему-то я за полночь, а моих сестрёнок в кровати нет. Глянул на системные часы — полпервого ночи.
Дай думаю, пойду, поищу красавиц. Негоже одному ночь коротать.
Встал я, оделся и вышел во двор.
На дворе стояла звёздная ночь. Как у нас, на Ивана Купалу. Круглая луна освещает двор. По небу ползут ленивые облака. Откуда-то издалека льётся грустная песня.
Во дворе девчат тоже нет. Я толкнул калитку и вышел на улицу. Деревня спала — окна в домах были тёмные, кругом не было ни звука. На душе стало как-то жутко.
Я решил пройтись по улице. Так как приютивший меня дом стоял на отшибе, направился я прямиком к центру деревни.
Подбивая ногой по дороге, мелкие камешки и насвистывая нехитрую мелодию, я прошёл несколько дворов и вышел на большую утоптанную площадку, служившую в поселении деревенской площадью.
А прямо в центре площадки горел большой костёр, над которым висел огромный котёл. Несколько женщин подбрасывали в него дрова и помешивали содержимое.
Еще около двадцати женщин, взявшись за руки, стояли от костра на равном расстоянии и пели красивую грустную песню, от которой тоскливо становилось на душе. Она так щемила сердце, что я невольно остановился и заслушался.
Среди поющих я заметил и моих сестёр. С отрешённым видом они стояли вместе со всеми и их голоса органично вплетались в общий хор.