И я был наивен, сказав Роберту о «правилах»: мол, мы можем их выработать, чтобы решать, кому заселяться в ВИРТУС. Особых правил не будет… Всё сведётся к инвестициям в собственное посмертье. Это будет утопия: трансгуманизм, возведённый в абсолют. И ко всем известным формам неравенства мы добавим ещё одну — самую страшную: кому жить — а кому умирать.
Когда всё это прозвучало в нашем с Кэсс диалоге, она тихо сказала:
— Я согласна, Клим… Пусть удаляет Бедуина к чертям. И всё остальное тоже… как только мы заберём куклу.
Я кивнул и обнял её. Сейчас нам нужна была поддержка друг друга как знак верности выбора, который мы сделали. Выбора, сделанного за весь мир.
Но если бы такой выбор был дан человечеству, оно бы ошиблось: люди поддались бы соблазну, как поддался бы ему я, когда умирал мой сын.
В ту минуту я начал понимать Роберта.
Отстранившись от Кэсс, я негромко позвал:
— Взломщик?.. — потом спохватился и поправился: — Роберт?.. Роберт, ты нас слышишь?
Я не сомневался: он нас и слышит, и видит. Я сидел в его гейм–кресле, так что чему тут удивляться?
— С
— Хорошо, — сказал я. — Значит, ты знаешь, чт
— З
Я лишь молча кивнул.
— К