Придумать трюк было несложно, тут главное было то, чтобы никто про это не знал. Ведь стуканули бы – и пиши пропало. Чего-чего, а «барабанов» у нас хватало и тогда, и потом. Вот и знали про мою задумку кроме Сашки только Маринка Свиридова да Олег Ничитайло, фотограф, я его попросил Мамонта сфоткать в момент гнева. Он, когда на меня орал, так забавно всегда ноздри раздувал, как будто вот-вот из них огонь выпустит. Только ради этого стоило затевать этот розыгрыш! Не человек, а Змей Горыныч, честное слово.
Нет, все-таки скотина я был тогда. Не в том дело, что я с Мамонтом нынче местами поменялся, а в том, что нельзя было так. Впрочем, понимание приходит с годами, и стыд за свои поступки тоже. Тогда мне это казалось смешным.
Все получилось, спор я выиграл, а фотка эта до сих пор где-то дома у меня в шкафу лежит.
Но откуда она про это знает? Кто ей рассказать мог? Тогда ведь так никто и не понял, что это шутка была, все решили, что я окончательно сбрендил. Маринка на трассе «Дон» погибла, Олег пропал без вести где-то на Черном Континенте, он же через год перевелся в АПН «Новости» штатным фотографом. Сашка? Скорее всего, это его рук дело. Не сам же Мамонт ей эту историю поведал?
Хотя – может, и совпадение высшего порядка, такое бывает. Впрочем, это несложно проверить.
– В один прекрасный день тебе непременно проломят голову, – с непонятным мне самому удовольствием, повторил я слова Мамонта, те самые, которые он мне сказал семь лет назад. – Когда этот день наступит, я поверю в высшую справедливость.
– Это вряд ли, – Шелестова развела руками. – Я же стала журналисткой и даже работаю в вашем еженедельнике, а вы о какой-то высшей справедливости толкуете.
– Всем работать, – я скривил рот, скрывая улыбку. – Шелестова – ко мне в кабинет.
– Допрыгалась, – злорадно прошипела Соловьева.
Остальные тревожно переглянулись.
– Давно пора, – Вика, по-моему, была готова просто захлопать в ладоши. – Одним днем, да? Чего ей две недели здесь нам глаза мозолить?
– Душа моя, просмотри новости, которые отобрали для нового выпуска, – попросил я и закрыл дверь прямо перед ее носом.
– Не поняла, – донеслось из-за двери.
Шелестова села в кресло, положила руки на колени и уставилась на меня.
– Овчинников? – утвердительно спросил я.
– Он, – подтвердила Елена и внезапно завопила. – Нет! Нет, Харитон Юрьевич, только не ремнем, у меня на попке следы останутся!
После чего пару раз смачно хлопнула ладонью по столу.
– Что ты за человек такой? – спросил я у нее обреченно.
– Насколько я поняла из рассказов Александра Валентиновича, – то я – это вы лет семь-десять назад, – заговорщицки прошептала мне Елена и уже в голос добавила, слегка охнув: