– Кто подставил кролика Роджера? – в тон ему проорал я. – Как закалялась сталь?

Ухо Азов отпустил. Кстати – больно было, его пальцами гвозди забивать можно.

– Тьфу на тебя, Никифоров, – сообщил он мне. – Сам подставляешься постоянно, а потом на меня все шишки валятся. Нет, в моем хозяйстве тоже сквозит, что греха таить, но ты – это вовсе стихийное бедствие.

– Я специально так поступил, – затянулся я сигаретой и завертел головой. Пепел – пеплом, но чинарик на пол бросать не хотелось. – Если бы Стас был вражиной, мы бы его на живца поймали.

– Так себе версия, – прищурился Азов. – Ну очень так себе. Даже на версию не тянет, так, попытка. Еще пробовать будешь?

Ватутин тем временем открыл дверь, ведущую в кабинет, соседствующий с тем, откуда вышел Азов и принес оттуда пепельницу.

– Оправдываться или лажать? – уточнил я, поглаживая ухо и туша сигарету.

– Второе – неизбежно, ты все равно где-то непременно проколешься, – печально вздохнул Илья Павлович. – На другое я уже и не надеюсь. Оправдание по сегодняшнему случаю, разумеется.

– Нет, не будет, – рубанул воздух ладонью я. – Ладно, согласен, обмишурился. Ругайте.

– Киф, это не игры, – посерьезнел Азов. – Это не «казаки-разбойники» в старом московском дворе. Твои судьба и жизнь находятся в зоне интересов сразу нескольких сторон в одной очень запутанной партии. Ты одновременно и приз, и добыча, и мишень. Все сразу. И если ты не станешь хоть минимально беречь свою бедовую головушку, то я однажды опоздаю насовсем. Меня уже несколько раз переиграли, поскольку я не всесилен. Тебе пока везет, но долго ли твоя удача будет с тобой?

– Ну, вот, не командный я игрок, – даже не стал оправдываться я. – Привычка у меня такая – сам влип, сам выбираюсь, не надеясь ни на кого. Я привык так жить, понимаете, Илья Палыч? Мозги – не лампочка, их сразу не выключишь, мне нужно время. Я приноровлюсь, слово даю.

– У тебя нет времени, – очень спокойно сказал Азов. – Причем давно. Что до твоих обещаний и всего остального… У меня на это все есть простой ответ. Я бы даже сказал – интерактив. Вот, смотри.

Он распахнул дверь кабинета и в его глубине я у видел сидящего на железном кресле довольно странной формы мужчину, с очень бледным лицом, крепкого, плечистого и коротко стриженого. Что примечательно – к этому креслу он был прикован наручниками, то есть находился он здесь, как минимум, не по доброй воле.

– Знаешь, кто это? – показал мне на него Азов.

– Нет, – вгляделся в лицо человека я и уверенно повторил. – Нет, никогда его не видел.

– Это, Киф, смертушка твоя, – и Азов приобнял меня за плечи.