Глава 30. Соня

МОТ – Мурашками

Почему так странно?

Не понимаю своего состояния. Совсем не могу разобраться с тем миллионом мыслей и чувств, что кружатся каруселью в моей голове и сердце.

Конечно, реакция Мирослава, это… Я ожидала чего угодно, правда. Вот вообще всего, кроме того, что вышло на самом деле. Я ждала обвинений или, возможно, попыток съехать с ответственности, а может, даже просьб избавиться от «проблемы» и просто жить дальше. Конечно, я была и лучшего мнения о нем: решила, что он скажет, что будет помогать нам с малышом, но на этом все наши отношения, которые так и не успели начаться, будут закончены.

Я правда была готова вообще ко всему, потому что Мирослав не обязан! Хотя мы тут оба виноваты в случившемся, но в любом ведь случае не обязан… Он мог бы спокойно платить алименты и по желанию видеться с ребенком раз в неделю, а то и в месяц, и жить себе так, как привык.

Но… Но он готов ломать себя и заодно мое сердце.

Потому что его слова – они глубоко-глубоко в душе осели и затопили там все капельками счастья и надежды на светлое будущее.

Он был рад! Господи, он правда был рад! Пока я не могла собрать себя по кусочкам и просто понять, как банально жить дальше, он искренне обрадовался и пообещал, что мы со всем справимся.

Вместе…

А «вместе» – это что-то на очень-очень счастливом. Я такого языка отродясь не знала, а теперь вот, кажется, начинаю его изучать.

Сказать точнее – Мирослав меня учит этому языку.

Языку счастья.

Еще вчера я боялась спешки и не знала, как нам быть, а сегодня уже беременна. Нет времени лучше, чтобы никуда не спешить, правда? Еще ведь целых тридцать одна неделя на то, чтобы стать семьей… Или какие там у Ольховского планы? Он не делится ими со мной, но ходит очень-очень загадочный.

Мы не поехали на работу больше, сразу домой. И всю дорогу в машине Мирослав держал меня за руку и иногда целовал пальчики. Это очень нежно, до мурашек. Но я пока еще летаю в какой-то прострации.

Мишка встречает нас, как всегда, радостно, летит на меня, но Мирослав осаживает его приказным тоном, не давая прыгать на меня.

– Мишаня! Аккуратнее с Сонечкой теперь, имей совесть, – говорит он Мишке, а мне так забавно становится. Сколько в этом мужчине ответственности? Кажется, он мог бы раздавать в долг нуждающимся.

Мишка наклоняет голову, как бы спрашивая, какого, собственно, хрена ему вдруг нельзя со мной беситься. И это тоже вызывает во мне улыбку! Все слишком мило. Особенно то, что Мирослав и правда общается с собакой, словно тот человек и все-все понимает.

– Смотри, Миша, – говорит Мирослав, а потом внезапно встает позади меня и… кладет руки мне на живот. Мамочки… Он еще плоский, там и намека на округлость нет, и, конечно, пока никаких ощущений, но… Но это движение, оно какое-то очень интимное. И чувствуется так правильно, что я едва ли не мурлычу от удовольствия. – Вот тут ребенок, и надо Сонечку теперь оберегать. Понял?