Мягко и быстро войдя внутрь, стал ласкать влажную суть напряженным членом. Потом, вдруг резко выйдя, лег и притянул жену себе на грудь, развернув спиной.

— Сладкая моя, — прошептав рвано, резко вошел снова, прижав рукой груди, пальцами другой горчо лаская клитор — Сладкая Лайса! Нравится так?

Жена утробно застонала в ответ, изогнув руки и откинув голову назад. Разбросав ноги в стороны и придерживая ласкающую руку мужа своей, уперла ступни в простыни и начала яростные движения, коротко замирая на совсем уж невыносимых моментах.

— Ооох, еще, Тирон, пожалстаааа!!! Это обалдеть просто, как хорошо!

Прикусив мочку уха, задел зубами ряд мелких сережек.

— Конечно, — прошипел, плавно двигаясь внутри — Я же хочу, чтоб тебе было хорошо… Очень хочу! Чтоб… даже и не думала о других. Лайса, теплый мой свет… звереныш мой… Никто не будет тебя ТАК любить, понимаешь?

Ей хотелось ответить: " Да, Тирон. Понимаю. Но хочу, чтоб и ты понял — никому ты не будешь ТАК нужен, как НАМ. Мне, ЕЙ, той, которая вот — вот родится и Дому. ТВОЕМУ Дому. Нашему. Пока еще хрупкому, восковому, с треснутыми от ветров, времени и обид стеклами окон, но… Уже родному! Уже! Так что пожалуйса… Помни об этом."

Плавные, синхронные движения разгоряченных, плавящихся тел успокаивали, возбуждали, жгли, будили и усыпляли одновременно! Таяли маслом в горячей воде, рассыпаясь блестками и сливаясь разогретой ртутью в плотные, сверкающие комочки.

Свет мой… Белый мой свет!

Имело ли сейчас значение то, от чего отказывались они ради того, чтоб остаться вместе навсегда? Имело… Но не сейчас!